Музыка рядом с ними… женский голос, немецкий язык.
Шоколад поднял голову, посмотрел на нее.
Она вспомнила, как спросила Океаноса «Почему «Шоколад»?
– Потому, что он мой сахар! Друзья как дети, они остаются с нами, даже если уходят.
Мэй улыбнулась, Сахар…
– Здравствуй, meu amor!
Океанос подошел к ней, взял ее лицо в свои руки, и поцеловал в губы.
– Discúlpame!38
Она почувствовала себя живой и счастливой.
Она вспомнила «Человек без прошлого»39… «Безработный и безымянный мужчина, обитатель финской провинции, едет в Хельсинки с единственной надеждой – найти работу. Но не успеет он сойти с поезда на вокзале, как тут же будет жестоко избит местными хулиганами, избит буквально до смерти. Его доставят в больницу, где он умрет. Умрет, чтобы тут же воскреснуть и, полностью потеряв память, обнаружить себя в совсем другом, нежном Хельсинки. Чтобы забыть прошлое, отказаться от него и получить от судьбы новый шанс. Этот шанс – встреча с Ирмой, женщиной в форме офицера Армии спасения». Это поразило ее «в другом, нежном Хельсинки»… Она тоже обнаружила себя в другой, нежной жизни!
Мэй слушала HTRK – музыку, которую Океанос слушал утром. Она курила, ей было хорошо.
Мэй читала Ван Гога «Письма к брату Тео»… «Я думаю, что делаю успехи в работе. Вчера вечером со мной случилось кое-что, о чем я расскажу тебе так подробно, как только могу. Ты знаешь, что у нас дома, в глубине сада, стоят три дуба со срезанными верхушками. Так вот, я корпел над ними уже в четвертый раз. Я просидел перед ними три дня с холстом, примерно того же размера, как, скажем, хижина и крестьянское кладбище, которые находятся у тебя. Вся трудность заключалась в табачной листве – как моделировать ее, какую придать ей форму, цвет, тон. Вчера вечером я снес полотно к одному своему эйндховенскому знакомому, у которого довольно стильная гостиная (серые обои, мебель черная с золотом), где мы и повесили мои дубы.
Я еще никогда не имел случая с такой очевидностью убедиться, что я смогу делать вещи, которые хорошо выглядят, и что я научусь так умело рассчитывать краски, что создать нужный эффект будет в моей власти. Этюд написан табачным, мягким зеленым и белым (серым), даже чисто-белым, прямо из тюбика (как видишь, я хоть и рассуждаю о черном, но не питаю никакого предубеждения против другой крайности, даже доведенной до предела).
У этого человека есть деньги, и картина ему понравилась, но, когда я увидел, что она хороша, что сочетанием своих красок она создает в гостиной атмосферу тихой, грустной умиротворенности, я почувствовал прилив такой уверенности в себе, что не смог продать эту работу. Но так как она пришлась моему знакомому по душе, я ее подарил ему, и он принял подарок именно так, как мне хотелось, – без лишних слов, сказав только: «Эта штука чертовски хороша»…
