Либерализм: взгляд из литературы | страница 112
2. Речь, повторяю, идет не об идеологическом размежевании, но о конфликте безответственных детишек-со-спичками и взрослых, на собственном опыте знающих, что такое пожар и как бывает больно от ожогов. Разумеется, российская интеллектуальная элита издавна страдала детской болезнью левизны и тягой к суициду – чего стоит обещание одного из «серебряновечных» поэтов «встретить приветственным гимном» тех, кто придет тебя уничтожить. Ничем не лучше декларативный мазохизм нынешних тридцатилетних (апелляция к госбезопасности, призывы тащить и не пущать, сладострастное топтание либералов и реанимация заскорузлой уваровской триады). По разные стороны баррикад сгрудились вовсе не сторонники/противники государственного Левиафана, но те, которые издавна научены этого Левиафана бояться, и те, которые просто не знают, насколько этот Левиафан может быть мерзок и кусач.
3. Никак. Если говорить именно о проектах, инициируемых для внутреннего пользования, то оба имеют пока сравнительно ограниченный ареал распространения (вся критико-литературная среда вполне герметична; пипл и не знает, какие бури грохочу т под стеклянным колпаком террариума). Другое дело, что радикальные и левацкие идеи начинают, увы, потихоньку культивироваться в массовой детективно-приключенческой литературе, быстро увеличивая свою аудиторию. Конечно, идеология реванша и отката назад едва ли разделяется всеми сочинителями. На одного упертого Александра Бушкова (с его изысканной формулировкой «патологический демократ») приходятся десятки формально-«беспартийных» его коллег. Это большинство только (говоря словами Галича) сервирует к столу дежурные блюда гражданских скорбей, считая необходимым по ходу повествования немножко потрафить потенциальному покупателю – обиженному, обозленному, недоумевающему и оттого агрессивному маленькому человечку, привычный миропорядок которого дал трещину. Сами того не замечая, сегодняшние авторы с пугающим энтузиазмом подрывают основы хрупкой стабильности, жизненно необходимой и им в том числе. Одна отрада: нынешний штурмовой отряд тридцатилетних пока еще по большей части обходит вниманием массовую литературу такого рода, не пропагандирует ее, а культивирует трудночитаемую (малотиражную) высоколобую заумь. Что несколько снижает общественную опасность этой публики.
4. Деление литературных критиков по указанному параметру если и есть, то весьма условное. Под критиками-постмодернистами понимаются, очевидно, граждане, которые нудный мониторинг литературного процесса периодически подменяют невнятными, хотя и яркими, протуберанцами собственного «эго» (подобными квазилитературными упражнениями ныне заполнена по большей части некогда любопытная газета, чье название имеет отношение к книжному знаку). Объектами внимания этого сорта критиков становятся сходные по невнятности, трудночитаемости и развязности образования, имеющие форму романов или повестей (рейтинги, отличные от нулевых, этим книгам делают все те же критики – по молчаливому уговору с издателями). Что же касается когорты критиков-традиционалистов, то под это определение, видимо, должны подходить те, кто занимается необходимым рутинным трудом, ежедневно перемалывая и подвергая анализу все мало-мальски любопытное в мейнстриме и за пределами оного. Поскольку число всплывающих литературных имен хоть и велико, однако конечно, то, по теории вероятности, пересечение обоих полей возможно. Но. Но. Но. Полноценный диалог сторон едва ли вероятен – как непредставимо конструктивное сравнение зеленого с квадратным. Речь идет о принципиальной несовместности подходов. Критики-постмодернисты (ладно, для простоты примем на время предложенные дефиниции) высокомерно видят в окружающей их литературной действительности один тупой первозданный хаос, что позволяет им бодро выхватывать из этого хаоса произвольные куски аморфной плоти и – по д-ру Франкенштейну – конструировать из них нечто отвечающее своим потребностям. Чтобы тут же, не отходя от кассы, это сконструированное с хрустом потребить и описать (замкнутый на себя внутренний цикл, по принципу: «Я тебя слепила из того, что было, а потом что было – то и полюбила»). Критики-традиционалисты не участвуют в мертворожденных проектах и франкенштейновых забавах, а оперируют реальными данностями, выполняя главную (скучную, неизбежную, исторически сложившуюся) профессиональную задачу – быть посредниками между читателем и произведением. Мало? Вполне достаточно.