2 После ожесточенной полемики неозападников и неославянофилов в конце 1980-х – начале 1990-х в литературе наступила пауза, период деидеологизации. Почему снова возникло идеологическое размежевание?
3 Как вы оцениваете результаты радикального и консервативного проектов в современной литературной практике?
4 Существует ли единое поле действия литературной критики вне зависимости от деления критиков на традиционалистов и постмодернистов? Если да, то опишите его. Если нет, то покажите границу, линии оппозиции и пункты встречи, т. е. возможного диалога.
Роман Арбитман:
1. На мой взгляд, ответы на вопросы анкеты очевидны и вполне банальны. Сегодня имеет место чисто поколенческая (даже еще проще – возрастная) конфронтация, причем речь идет вовсе не о принципиальном идеологическом противостоянии антилиберальных «детей» либеральным «отцам»: кризис порожден исключительно политической девственностью и элементарным невежеством значительной части критиков так называемого нового призыва… Прежде чем продолжить, следует оговорить два важных момента. Во-первых, среди упомянутого нового призыва, безусловно, есть знающие и думающие критики. Увы, они составляют в этой страте меньшинство и недостаточно заметны на фоне пассионарно-агрессивного большинства, получившего ныне трибуну в ряде СМИ. Во-вторых, упомянутое невежество «молодых» щедро авансируется и поощряется опытными взрослыми кукловодами из национал-патриотического лагеря. Но это, как говорится, уже совсем другая история. Теперь к нашей теме. Так сложилось, что в начале нового тысячелетия в игру дружной когортой вступили, условно говоря, тридцатилетние литературные критики и эссеисты: граждане России, чья сознательная жизнь пришлась на послеавгустовскую пору 1991 года. Гнет несвободы, закрытость от Запада, массовое стукачество, наглое торжество новояза, тотальный дефицит, очереди – всего этого нынешним тридцатилетним посчастливилось не испытать на собственной шкуре, а сугубо теоретическую осведомленность младших (если она и наличествовала) о былых мерзостях невозможно даже сравнивать с печальным личным опытом старших. Возникла коллизия непонимания. Да, сбылась вековая диссидентская мечта о первом «непоротом поколении», но очень странно сбылась. Весь позитив, вымечтанный «отцами» (свобода слова, свобода предпринимательства, частная собственность, свободный выезд из страны и пр.), для «детей» стал уже абсолютно естествен, а потому ценность послеавгустовских приобретений нашими тридцатилетними не ощущается как ценность – так люди, привыкшие дышать свежим воздухом, об этом воздухе не задумываются, воспринимая его как нечто само собой разумеющееся. Зато неизбежные печальные спутники буржуазно-либеральной цивилизации – коррупция, преступность, социальное неравенство, засилье идиотской рекламы – ныне стали очевидны. Сегодняшняя эмпирика легко перевесила вчерашнюю теорию. Раздражение, не подкрепленное трезвыми доводами рассудка, подтолкнуло к активности незрелые умы, отлилось в лихие критические экзерсисы. На короткий срок в Москве возник даже специфический провокативный еженедельник, чье название имело такое же отношение к консерватизму, как название ЛДПР – к либерализму с демократией. Все это пузырящееся, злобное, лихорадочное шевеление совпало по времени с безбашенным и почти безнаказанным (15 суток – не срок) революционаризмом юных маргиналов и с аккуратным, корыстным расчетом некоторых столичных издателей, решивших попользоваться на халяву раскрученными брендами и конвертировать протест в рыночный товар. Благо, слегка подзабытые идеи председателя Мао, Троцкого, Лабриолы, Маркузе и иных бородатых-усатых гуру всемирного левачества легко вытащить из шкафа вместе со старой буденовкой. И как ни старались умные-битые старшие объяснить глупым-небитым младшим, что любые игры с коммунизмом после ГУЛАГа столь же безнравственны, как и игры с фашизмом после Освенцима, этот ликбез успеха не имел. И не имеет до сих пор. Похоже, либеральная идея вновь войдет у нас в моду лишь тогда, когда общество лишится всех либеральных завоеваний: что имеем – не храним, потерявши – горько плачем.
