«Гм, засняли и мою потерю сознания. Беда, спишут ещё в комиссионку», — хмыкнул Сёма, приближаясь к заложникам.
— Ну, вы как, мужики? Все целы? Молодцом держитесь.
Заложники одобрительно загудели, благодарные, радостные освобождению, но как-то сразу поникли, вспоминая товарища. Не в нашей крови забывать под лекарствами и беседами у психолога тех, кто был в трудную минуту плечом к плечу.
Ещё немного побеседовав с экипажем, успокоив и пообещав, что вскоре к ним приплывут, Сёма заслышал отдалённые раскаты лопастей. Вертолёты показались на горизонте.
— Пора нам, мужики, бывайте.
— Да погодь, капитан. — Выступил вперёд один. — Треба убежища. Политического.
Сёма повернулся:
— Что, от выборов устал?
— Да какие выборы? Выбора то нет. — Мужик подставил руку к горлу, чисто по народному показывая, где у него все эти выборы, перевыборы и прочие голосования.
Сёма пересилил очередной приступ головной боли, кивнул.
— Будет. Всё будет. И тишина, и покой, и мир во всём мире, но разве что после ядерной войны.
Первый вертолёт навис над кораблём, скинув верёвку. Группа по одному забралась на борт, и второй вертолёт занял место первого. Сёма, подхватив верёвку, неожиданно поймал себя на мысли, что раздумывает, за что бы он сам принял десяток аквалангов, будучи рыбой.
«Так, пора в отпуск».
Город X. Театр № 0.
Сцена неспешно заполнялась декорациями. Люди на сцене суетились, занятые перетаскиванием предметов, заучиванием ролей по уголкам. Кричал режиссёр, молодые артисты выстроились вокруг него кучкой, уточняя каждую деталь. Звукорежиссёр кричал своё в разных углах сцены, проверяя аппаратуру.
Зал пустовал. Спектакли будут завтра, послезавтра, как и всю неделю. Сегодня зрителей нет… Не было, пока на третьем ряду не появился широкоплечий богатырь с длинными светлыми локонами и пронзительно синими глазами. Но на сцене его появления то ли не заметили, то ли не ощутили.
Суета продолжалась, как и была и когда рядом с белобрысым появился рыжеволосый богатырь через сиденье. Не поворачиваясь друг к другу, никак не приветствуя друг другу, оба молча смотрели на сцену. Там уже бородатый дядька с кипой листов вышел ближе к залу и, стараясь перекричать всех, прочитал:
Веками люди борются с собой,
Своей судьбой,
Меняют рок на слабость,
Но в каждом есть и своя радость.
Однажды, где-то под землёй,
В горниле самой лютой мести,
Отец Преисподнии выслушивал доклады-лести,
Как вдруг вернулся сын.
От режиссёра неспешно отошёл артист в летах. Осмотревшись в поисках трона, такового не нашёл и прочистив горло, басом загудел, изображая из всех сил Сатану:
