Чернявый ангел ненадолго исчезал. Проходили минуты, возвращался. Но каждая минута казалась её вечностью. Сражение с болью, битва один на один. Горький коктейль ужаса и безнадёжности, печали и ещё раз муки. Вездесущая боль выздоровления.
Её стоны и крики вряд ли кто слышал. Пустая просторная комната, залитая светом, лишь отражала её эхо, возвращала безнадёжный, бессмысленный плач. Но молчаливый ангел возвращался, клал холодную руку на лоб, и мир вновь обретал краски, вновь наполнялся жизнью и смыслом.
Он ничего не говорил. Она ничего не спрашивала. После произошедшего всё казалось бессмыслицей, наполненной пустотой. Лишь долгие дуэли взглядов со спасителем. Сквозь чёрные глаза на неё смотрели тысячи лет истории, тысячи жизней и целый океан боли, в котором её боль растворялась жалкой каплей.
Этот бессловесный диалог продолжался всю жизнь и мгновения, вечность и миг, прерываясь на краткие мгновения тьмы сна без сновидений и бесконечных часов боли, что укладывались в минуты его отсутствия.
И никакого больше мира. Ничего нового долгое время. Только как последнее желание ещё и ещё раз увидеть его глаза.
Час за часом, день за днём.
— Иштар, — обронил он однажды. — Я не согласен с твоей новой смертью. Ты будешь жить. Ты пробудишься вновь.
Его голос был музыкой для сердца, лекарством для души. И когда он чуть двигал губами, она жила. Она обретала вторую жизнь. Но стоило голосу замолчать, как он забывался, стирался из памяти. Ни бас, ни баритон, ни фальцет. Что это был за звук? Какого диапазона? Отдать вновь обретённую жизнь, только чтобы вспомнить. Но что с памятью? Почему не остаётся и образа? Это же невозможно! Так не должно быть!
— С тобой я жива, мой ангел. — Ответила она однажды и не узнала своего голоса. Тонкий писк, за который стало стыдно так, что щёки налились красным. Но что толку? Смущение перед ангелом скрыть невозможно. Он всё видит, он вездесущ!
— Ан-гел, — по слогам обронил он в тот день, впервые отведя от неё взгляд. Спаситель словно задумался, перебирая что-то в неизмеримом океане воспоминаний. Спустя некоторое время ответил. — Это слово ново. И давно потеряло свой истинный смысл.
— Архан-гел? — вновь теряя голос, спросила она, только бы продолжить разговор, только бы он не молчал и говорил. Неважно что. Просто говорил. И смотрел. Не отводил глаз. Этих глубоких чёрных провалов. Будь здесь, не уходи! Молю же тебя!
— Я родился не гелом, я родился легом. И давно стал Арлегом. Это слово тоже забыто, перевёрнуто с ног на голову со времён нового Велеса… Я демон нашей планеты в его изначальном значении.
