И вот теперь я сама медленно поднималась с бьющимся сердцем в комнату Романа. Мне и в самом деле казалось, что я ему была по-настоящему нужна, что ему, как он сказал, по-настоящему нужно поговорить со мной. Быть может, он хотел мне исповедаться, покаяться или оправдаться.
Войдя, я нашла его лежащим на тахте, он ласкал голову собаки.
— Думаешь, великое дело сделала, что пришла?
— Нет, не думаю… Но ты хотел, чтобы я пришла.
Роман поднялся с тахты, глядя на меня с любопытством.
— Хотелось бы мне знать, насколько можно быть с тобой откровенным, насколько ты меня любишь… Ты любишь меня Андрея?
— Да, как должно, — сказала я, смущаясь. — Не знаю, насколько обычные племянницы должны любить своих дядюшек…
Роман засмеялся.
— Обычные племянницы? Значит, ты себя считаешь из ряда вон выходящей племянницей? Ну, Андрея, посмотри-ка на меня! Глупышка! Все племянницы любого разряда не обращают внимания на своих дядюшек.
— Иногда я думаю, что дружба лучше, чем семья. При случае можно крепче сойтись с чужим тебе по крови человеком…
И предо мной предстал расплывчатый профиль Эны. Захваченная своей мыслью, я спросила Романа:
— У тебя нет друзей?
— Нет.
Роман наблюдал за мной.
— Мне не нужны друзья. В этом доме никто не нуждается в друзьях. Мы здесь довольствуемся сами собой. Ты еще убедишься в этом…
— Не думаю. Я в этом не так убеждена… Тебе интереснее было бы поговорить с мужчиной твоего возраста, чем со мной.
Мысли мои рвались наружу, но застревали комом в горле.
Голос у Романа был злой, хоть он и улыбался.
— Если бы я нуждался в друзьях, они бы у меня были. Они у меня были, и я их бросил. Ты ими тоже пресытишься. Какая личность в этом свинском прекрасном мире достаточно интересна, чтобы долго выносить ее? Ты тоже пошлешь всех к чертям, и скоро, как только из тебя выветрится школьная романтика дружбы.
— Но ты, Роман, тоже пойдешь к черту, вслед за этими людьми, которых ты презираешь… Никогда я не интересовалась так людьми, как ты, не испытывала столько любопытства к их личным отношениям… Я не обыскивало их ящики, мне нет дела до того, что лежит в чужих чемоданах.
Я раскраснелась и пожалела об этом: в комнате горел свет и в камине пылал яркий огонь. Я понимала это, и новая волна жара залила меня, но я все равно осмелилась посмотреть в лицо моему дяде.
Роман поднял бровь.
— А! Так из-за этого ты и бегала от меня последние дни?
— Да.
— Слушай, — сказал он уже совсем другим тоном. — Не вмешивайся ты в то, чего не можешь понять… Ты не поймешь меня, если даже я рассказал бы тебе о моих делах. А кроме всего прочего, я не жажду давать тебе объяснения по поводу моих действий.
