Арагонс кивнул, и они с Куин сделали соответствующие пометки.
Уладив еще несколько административно-финансовых вопросов, они закончили совещание. Майлз настоял на том, чтобы зайти повидать Азиза и только потом забрать двоих выздоравливающих.
— Он не узнает вас, — предупредил доктор Арагонс, когда они входили в палату.
— Ничего.
На первый взгляд Майлз решил, что Азиз не выглядит так, что краше в гроб кладут, несмотря на уродливую больничную рубаху. Цвет лица у него был хороший, но он лежал, запутавшись в одеялах, худой и равнодушный. У кровати были подняты боковины, неприятно напоминая колыбель или гроб. Куин встала у двери, скрестив руки. У нее тоже больницы и восстановительные центры сидели в печенках.
— Аззи, — мягко окликнул Майлз, наклоняясь к нему. — Аззи, ты меня слышишь?
Взгляд Азиза на мгновение остановился на нем.
— Я знаю, что ты меня не узнаешь, но потом, может быть, ты об этом вспомнишь. Ты был хорошим солдатом, умным и сильным. Ты не подвел своих товарищей во время катастрофы. У тебя была та собранность, которая спасает жизни окружающим… — «Но не тебе самому». — Завтра тебя переведут в другую больницу, где тебе помогут выздоравливать дальше. — «Среди незнакомых людей. Опять незнакомых». — О деньгах не беспокойся. Я устрою так, чтобы их у тебя было столько, сколько нужно. — «Он не знает, что такое деньги». — Я буду время от времени справляться о тебе, — пообещал Майлз. Кому он это обещал? Азизу? Азиза больше нет. Себе самому? Голос его звучал все тише и тише.
Слуховая стимуляция заставила Азиза забиться и издать громкий бессмысленный стон. Даже сквозь фильтр надежды Майлз не смог воспринять это как попытку общения. Одни только животные рефлексы.
— Всего доброго, — прошептал он и ушел, на мгновение остановившись в коридоре, чтобы справиться с дрожью.
— Зачем ты это себе устраиваешь? — резко спросила Куин.
— Во-первых, он фактически умер за меня, — он попытался говорить непринужденно, — а во-вторых, разве ты не чувствуешь определенную навязчивую потребность смотреть в лицо тому, чего ты боишься сильнее всего?
— А ты сильнее всего боишься смерти? — с любопытством спросила она.
— Нет. Не смерти. — Он потер лоб, медля с ответом. — Потери разума. Всю жизнь мой план заключался в том, чтобы заставить принимать вот это, — он провел рукой по всей длине своего тела, — потому, что я — сообразительный маленький подонок и могу перехитрить любого противника и доказать это сколько угодно раз. Без мозгов… — «Без мозгов я ничто». Он выпрямился, справляясь с болезненным напряжением, пожал плечами и кривовато улыбнулся. — Пошли, Куин.
