— Это неправда, мам? я не целовалась!
Но мам? не слушала, она так разошлась, что еще немножко — и она ударила бы меня. В этот момент вошла гостившая у нас тетенька Татьяна Андреевна Кузминская.
— Что это ты кричишь, Соня? — спросила она.
И, узнав, в чем дело, сказала:
— Надо же разобраться, спросить Сашу, может быть, это все еще неправда. Идем ко мне, — сказала она тоном, не допускающим возражения.
Я с радостью пошла за ней.
— Ну садись, рассказывай всю правду, слышишь, только не ври, все равно узнаю, по глазам узнаю, если вздумаешь скрывать!
Я рассказала тетеньке про свой роман. Гимназист за мной ухаживал, и мне казалось, что это очень весело, как один раз мы очутились вдвоем и он стал перебирать бусы у меня на шее. Я отстранилась от него, а он спросил: "Можно тебя поцеловать?" — и как мне стало страшно, и я сказала "нет" и убежала от него.
— И все? — спросила тетенька.
— Все.
— Постой, а что же ты наговорила мадемуазель?
— Тетенька, я рассказала ей меньше, чем тебе. Она отвратительная, мерзкая, старая лгунья! — с жаром воскликнула я. — Она же первая мне рассказывала про какого-то швейцарца, за которого она собирается замуж.
— Не врешь? — спросила тетенька.
Но это она спросила уже для очистки совести, своим чутким, добрым сердцем она прекрасно понимала, что я говорю правду. Легкой, чуть подпрыгивающей походкой она побежала наверх к мам?.
Котинг уехала. Тетенька настояла на этом.
— Дрянь такая, — говорила она, — сама Саше про свои романы рассказывала, а потом на нее же бог знает что наплела.
У меня остался горький осадок от этой истории, мне казалось, что мам? так и не поверила мне.
А потом приехала милая мисс Вельш.
Светлым, ярким лучом прошла тетенька через всю мою жизнь — с раннего детства и до последних тяжелых революционных лет, когда она была для меня единственным близким человеком в Ясной Поляне!
В моем раннем детстве Кузминские каждое лето приезжали в Ясную Поляну. Бывало шумно, весело, у них была почти такая же большая семья, как наша. Тетенька — первая затейщица: то за грибами, то купаться, то пикники, то друг к другу обедать.
Высокого, красивого, важного крестного моего Александра Михайловича Кузминского мы боялись, тетеньку — обожали. "Тетя Соня", "тетя Таня" слышалось постоянно. Иногда мы путали и тетю Таню называли мам? а мам? тетей Соней.
Тетенька любила радость и веселье. Все, что было нерадостно, она с негодованием откидывала. Она терпеть не могла ссор, неприятностей, злобы — они нарушали радость — и старалась скорее все уладить. Как только ссорящиеся с ней сталкивались, она мирила их и вкладывала в это столько жара, что всегда достигала цели. С детьми она вовсе не церемонилась, если кто-нибудь поссорится или подерется, она сейчас же схватит их за шиворот и стукает головами друг о друга, сердито приговаривая: "Ну целуйтесь же, дряни вы этакие, целуйтесь, говорят вам!" А если это не действовало, она и подзатыльник даст, чтобы поскорее помирились, и тогда делалось так смешно, что пропадала злость.
