Таго почувствовал себя неловко: он приступил к разговору самым неподходящим образом, если учесть, что он собирался сказать.
Он взял Сперанцу за локоть, и они вместе спустились по откосу дамбы.
— Спере, — начал он, — вчера вечером я не успел с тобой поговорить…
— Неважно, Таго. Я и без разговоров так счастлива теперь, что забыла о всякой печали… Знаешь, я даже не замечаю усталости — а ведь прежде всегда уставала. Я даже не вспоминаю о папе, которого нет больше в живых, и о погибшем дедушке… Даже бабушка мне кажется такой же, как все, и в доме стало будто светлее и краше, и вовсе не правда, что я одинока.
Таго отпустил руку Сперанцы и вытер со лба пот.
Весь день он спрашивал себя, правильно ли он поступил, связав со своею судьбой судьбу девочки, чье чувство к нему, вероятно, лишь детское увлечение; честно ли было бы взвалить ей на плечи бремя, непосильное для нее в ее возрасте… А теперь вот ему пришлось задуматься, имеет ли он право причинить ей боль.
— Спере, — проговорил он, — ты знаешь, что я тебя помню вот такой — от горшка два вершка?
— Да, знаю. И тогда-то я в тебя и влюбилась… — весело засмеялась сна. — Просто удивительно, правда?
— Пусть так, — сказал Таго, — но это заставляет меня подумать о возрасте… Видишь ли, я уже в летах, а ты еще совсем молодая, как росток базилика…
Он улыбнулся в темноте, подумав о базилике, который цвел в глиняном горшке у него на подоконнике, наполняя ароматом всю комнату.
Сперанца опустила голову и тоже улыбнулась. У нее в ушах звучал задорный голосок Эмилии, изрекавшей: «Мужчины любят, чтобы им говорили комплименты…»
— Но ведь ты же вовсе не старый, Таго. И тебе нельзя даже дать твоих лет…
А про себя она думала: «Сейчас он меня поцелует»…
И как раз в эту минуту Таго сказал:
— Мне очень жаль, Спере, что вчера вечером так получилось: я не должен был тебя целовать.
Он почувствовал, как под его рукой вдруг оцепенела рука Сперанцы, но продолжал:
— Ты должна понять меня. Мужчине легко потерять голову, когда он имеет дело с молодой, красивой и очень неглупой девушкой… Даже слишком легко! Вот поэтому я и поцеловал тебя вчера вечером… Потому что ты была рядом со мной, плакала из-за меня… ревновала меня. Но мне тридцать лет, Спере, и с моей стороны это было непростительно. Многие годы я думал о тебе, как о сестренке. Ты была у нас самая маленькая, и поначалу судьба твоя складывалась не очень-то счастливо… И я, уже видевший столько горя, хотел, чтобы хоть тебя-то жизнь пощадила, и надеялся, что так оно и будет… К тому времени, когда я приехал за тобой, чтобы привезти тебя сюда, ты очень изменилась… Но хотя ты была уже похожа на девушку, у тебя была мордочка ребенка и в руках ты держала младенца Иисуса… Ты ехала сюда с легким сердцем, ни о чем не тревожась, и я, зная, что тебя ждет, поклялся не покидать тебя и насколько будет в моих силах оберегать от других бед. А они тебя уже поджидали, бедная моя Спере…
