Два или три окошка распахнулись, и послышались раздраженные голоса разбуженных среди ночи людей
Тогда девушки шмыгнули в дом.
Сперанца в своей каморке зажгла свечу. Она посидела с минуту на кровати с закрытыми глазами, прислушиваясь к биению сердца. Потом вскочила на ноги, подошла к зеркалу и стала внимательно рассматривать свое лицо, повторяя: «Я счастлива, счастлива!..» Какое лицо бывает у счастливого человека? Она должна была запечатлеть его в памяти…
Ночь была тихая и светлая. За окном пели соловьи и танцевали светляки.
С верхнего этажа доносилась глухая воркотня: Эмилия и Надален опять ссорились.
Шла косьба на лугах, недавно отвоеванных у болота.
Земля здесь была еще сырая, но в этом году потеплело рано, и трава поднялась высокая, густая, сочная.
Бригада женщин подвигалась вперед, вытянувшись в ряд. Серпы поднимались, дрожа в воздухе, и тут же разом падали наискось. Трава никла к земле, как от порыва ветра, и жаворонки впереди косарей стрелою взмывали в небо, высоко-высоко, как их трели.
Сперанца с подругами косили с краю, у дамбы. Они скоро отстали от своей бригады: слишком многое в этот день отвлекало их от работы.
Элена, самая младшая, девчурка с огненно-рыжими волосами и веснушчатым носом, то и дело останавливалась, втыкая серп в землю, и обращалась к Сперанце:
— Если бы я была на твоем месте, я бы поставила твердые условия! Чтобы к Тине он ни ногой.
Сперанца, видимо, даже не слушала; она смотрела на жаворонка, серебристо-черной точкой парившего в вышине…
— Ты меня слушаешь? — приставала Элена.
— Брось… — вмешалась Джулия. — По-моему, об этом еще рано говорить. В сущности, они даже не помолвлены. Он ее только поцеловал… Подожди, по крайней мере, до помолвки. Успеешь и потом сказать свое слово, правда?
Джулия, ровесница Сперанцы, была маленькая, кругленькая и смуглая, как кофейное зернышко. Даже когда она говорила о серьезных вещах, глаза у нее смеялись, и, быть может, поэтому ее словам никто никогда не придавал значения.
Серпы в руках девушек поднимались и опускались со все более неравномерными промежутками. То одна, то другая останавливалась, опять принималась косить и опять останавливалась…
Четыре соломенные шляпы выделялись на лугу, как белые венчики цветов. Позади девушек покос являл взору странные арабески с торчавшими там и сям, как кусты, пучками травы.
— Девушки, — донесся голос с дамбы. — Кто здесь косил? Беппе?
Беппе был батрак, который по воскресеньям, заменяя парикмахера, обслуживал на дому местных стариков.
