Ему редко приходила охота петь. Но в этот вечер он был в хорошем настроении; в этот вечер ему казалось, что мир не так уж плох и что в будущее можно смотреть если не с уверенностью, то с надеждой.
Время от времени он прерывал песнь, чтобы поднести ко рту фляжку, висевшую у него через плечо, потом подгонял волов и опять начинал петь.
Это была, собственно, не настоящая песнь, а один из тех сторнелей, которые уборщики риса импровизируют во время работы по случаю какого-нибудь мелкого происшествия, чтобы посмеяться над теми, кто работает на соседнем поле… На них отвечают обычно тоже шуточными сторнелями, и если они оказываются удачными, то остаются в числе «песен» рисового поля.
Он сказал, что любит ее,
но она насмеялась над ним.
Э-эй, тра-ла-ла…
разносился и замирал вдалеке голос Надалена.
С дамбы кто-то крикнул:
— Надален!
Он повернул голову и увидел проезжавшего на велосипеде Лоренцо, который дружески махал ему рукой.
Надо же! Это была единственная встреча, способная испортить настроение Надалену.
Он что-то проворчал в ответ и поднес к губам фляжку.
Но на этот раз он не выпил, а только пополоскал вином рот и сплюнул.
Охота петь у него пропала.
Не по душе ему был «кривой»!
Ему всегда не нравилась история с зарядом дроби, который Лоренцо получил в лицо на болоте несколько лет назад, во время забастовки. Теперь Лоренцо старался всех убедить в своей собственной версии происшествия, по которой он будто бы случайно оказался на линии огня, когда шла перестрелка. Но это он придумал потом.
Вначале он уверял, что его ранили карабинеры. Только когда доктор прямо сказал: «Не морочь мне голову. Я же вижу — охотничья дробь. Это тебя Мори угостили перед смертью», — Лоренцо переменил версию.
Темная история! А на Лоренцо уж и раньше косо поглядывали в долине…
Его объяснения никого не удовлетворяли.
Что он делал на болоте в тот день и как раз в это время? Лягушек, что ли, ловил?
А может, показывал дорогу карабинерам? Это было больше похоже на правду.
Через болото нелегко переправиться на лодке.
Каждую минуту кажется, что дальше плыть уже нельзя: то коса впереди, то через водоросли и осоку не продерешься, то слишком мелко.
Немногие умели там пробираться, даже среди тех, кто родился на болоте. Мори умели, но они потому и погибли, что помешали проехать лодкам.
Но кто же вел барки в тот день?
Всем было известно, что Лоренцо хорошо знал болото. Он возил в бочках воду партиям батраков, работавших на осушке, а так как работы шли по обоим берегам болота, то он не раз грузил бочки на дощаник и переправлялся прямиком на другую сторону.
