Всех рассмешило это описание, а Сперанца сказала:
— Я могу считать себя счастливой, что живу не в такое тяжелое время!
— А кто потрудился, чтобы настало время полегче? — сказала Эмилия. — Или оно само собой приспело, как поспевает ежевика на солнце? Это, знаешь, как с хлебом. Когда его едят за столом, забывают, что он полит потом… Но иногда неплохо об этом вспомнить!
— Будем надеяться, что для вас, девушки, и для ваших детей наступят еще лучшие времена, — как всегда, тихо и мягко сказала мать Элены.
Снова разлили вино по стаканам, и Надален встал, чтобы произнести тост.
— Выпьем за здоровье невесты из Красного дома, пока она еще среди нас, — сказал он дрогнувшим голосом, — потому что с завтрашнего дня она начинает новую жизнь…
— Хватит! — крикнула Эмилия.
— Дай ему сказать! Он хорошо говорит… — запротестовали остальные.
— Ну да, конечно… По-вашему, я его не знаю, так что ли? Раз он расчувствовался, значит, уже порядком выпил, и если ему дать говорить, он бог знает что нагородит.
Она поднялась, торопя остальных.
— За дело, люди, за дело! Если и дальше так пойдет, мы до вечера не управимся.
Все встали и снова принялись за работу.
Внесли старый стол Цвана, свежеобструганный и с новой ножкой.
На косые подпорки, прибитые к стене, легли прочные тесины, на которых между кастрюлями и сковородками нашли себе место книги Таго, обнаруженные в углу кухни.
— Если бы мне сказали: «Ты будешь на каторге до тех пор, пока не прочтешь все это», — заявил Надален, указывая на книги, — я бы сказал: «Прощай, Эмилия, поминай как звали», и на всю жизнь остался бы на каторге.
— Будем надеяться, что кто-нибудь тебе так и скажет, — сухо ответила Эмилия.
— Подарок от Союза! — закричала Элена, хлопая в ладоши, и все сбежались к вскрытому ящику.
В нем оказалась позолоченная металлическая лампа с цепью и расписным фарфоровым абажуром.
Тут же на стол поставили два ящика, и один паренек, поддерживаемый со всех сторон, взобрался на них, чтобы привесить лампу к балке.
После этого всем захотелось посмотреть, как она горит, и для вящего эффекта закрыли дверь и окна.
— Боже мой, как сверкает!
Паренек еще припустил фитиль, и вдруг стекло лопнуло. На всех лицах изобразилось замешательство и горестное изумление, но Джулия сказала с уверенностью, что такие стекла можно достать у Нербо, державшего лавочку в селении, и все успокоились.
Другим подарком, вызвавшим общее восхищение, были серебряные с чернью часы, преподнесенные служанкой покойного доктора в память дружбы, связывавшей при жизни Цвана и старого врача. Это были те самые часы, которые Сперанца девочкой столько раз видела на ладони доктора, когда он щупал пульс Цвану.
