Эмилия, проходившая мимо в эту минуту, с живостью повернула к ним голову.
— Кто это умер с голоду?
— Никто… Это мы так… про животных… — нехотя пробурчал Надален.
— Про животных? Про каких животных?
— Да вот, про стрекозу и муравья. Это она басню такую учила в школе.
— А ты и рад слушать всякие басни… Эх ты, дурень!
— Ну, это не простая басня… Хоть она и басня, а в ней урок.
— Да?
— Да, представь себе. Потому что из нее видно, что если хочешь есть, надо работать…
— А мы и не знали!..
— Дай сказать… К примеру, один работает, все силы кладет, это будет муравей, понимаешь? А другой живет припеваючи, не сеет, не жнет, а потом хочет, чтобы тот, который работал, кормил его зимой. Это будет стрекоза.
— Бессмыслица, — сразу сказала Эмилия. — Уж не говоря обо всем прочем, зимой стрекоз не бывает.
— Да ты оставь в покое настоящих стрекоз и муравьев, они тут только так — не о них речь. Ты пойми, в чем суть. Муравей — это значит такой человек, как ты, как Минга, как все женщины и мужчины, которые работают и приносят домой пшеницу, картошку, кукурузу, бобы… А который сам палец о палец не ударил, а потом приходит к тебе и говорит, чтобы ты ему дала поесть, это будет как бы сказать…
— Дон Терцо, — сразу нашлась Эмилия.
— Оставь сейчас в покое священника, потому что хоть мы с тобой и знаем, что он за птица, но тут речь не только о нем…
— А о ком же?
— Обо всех стрекозах… О стрекозьей породе. Иначе сказать, обо всех, кто не работает…
Эмилия задумчиво почесала подбородок, потом покачала головой.
— Таких людей у нас нет. Тут все работают. И никогда еще не было, чтобы кто-нибудь просил есть у других, потому что если время голодное, то голодают все. Правда, иногда делали сборы, но только в случае какого-нибудь несчастья или болезни, а не потому, чтобы человек не хотел работать.
— А все-таки, моя милая, есть люди, которые всю жизнь не работают… — торжественно изрек Надален.
— Конечно… Но они к тебе не приходят за милостыней, простофиля ты этакий!
И Эмилия ушла, сокрушенно покачивая головой.
— Хорошая была басня, — вздохнул Надален, — она мне ужасно нравилась… Но так уж всегда: куда бы старуха ни сунула нос, все испортит.
— Надален, — шепнула Элена.
— Ну?
— Если бы вы были муравьем и к вам пришла бы стрекоза, точь в точь как в басне, у вас хватило бы духа оставить ее умирать с голоду?
— А как же?
Элена была, повидимому, разочарована.
— А у меня нет, — помолчав, сказала она решительно.
— Ну и дура! — ответил Надален и смачным плевком прочертил в воздухе четкую длинную дугу.
