Сеня неопределенно кивнул головой, повернулся и пошел прочь.
Девятого января термометр показал по Цельсию в Петербурге 18 градусов ниже нуля. Ни с Невы, ни с суши ветер не дул. Мороз стоял сухой, приятный. Обычно в воскресный день именитые дворяне выезжали на Невский проспект к полудню в красивых саночках, запряженных орловскими рысаками Хреновского завода. Блестящие в яблоках красавцы, с подстриженными челками, шелковистой гривой и пушистыми хвостами, вызывали изумление у прохожих. Кучера умелые, знали, когда собрать свою волю в один комок и бросить ее по вожжам в стальные удила. Народ на тротуарах от Дворцовой до Знаменской площади стоит, дивится. Кто завидует, кто любопытствует, кто злится. Но сегодня на Невском — гробовая тишина.
Сегодня шумно на окраинах. Больше всего рабочие собираются на Шлиссельбургском тракте, у Нарвской заставы, Преображенского кладбища, на Васильевском острове, Петергофском шоссе, у Троицкого и Сампсониевского мостов.
С раннего утра Василий был уже на ногах. Луша напоила его чаем и, зная, что он собирается на улицу, предупредила:
— Дальше ворот не ходи!
На улице обычная воскресная тишина, — впрочем, Боровая улица, на которой жил Воронин, не отличалась шумом и в будничные дни. Василий вышел на Лубенскую улицу и у водочного завода свернул к Обводному каналу. Здесь он увидел солдат, стоявших шпалерами. Ощетинившиеся штыки вызвали в нем страх и в то же время трепет восхищения перед войсками.
— Назад, малец! — донесся до него громкий оклик.
Василий на мгновение остановился в раздумье, потом пошел вперед. Навстречу ему спешил молодой офицер:
— Сказано, назад!
— Дозвольте дойти до Лейхтенбергской улицы, маменька дожидается, — соврал Василий.
Офицер не воспротивился:
— Иди, но быстрей!
На Петергофском проспекте тоже стояли войска. Василий свернул налево и очутился у Нарвской заставы, где собирались рабочие. Здесь можно было встретить двадцатилетних парней и бородатых рабочих. Все были одеты празднично, у женщин на руках дети. Подростков и юношей много. Гапон внушил всем, что из Зимнего дворца выйдет сам царь-батюшка и рабочие вручат ему петицию. Где им было знать, что Гапон нагло лжет? Николай II давно укрылся в Царскосельском дворце, приказав своему дяде князю Владимиру отстранить полицию, принять на себя командование войсками и усмирить бунтовщиков.
В толпе показался священник с непокрытой головой, бледным болезненным лицом, на котором лихорадочно горели глаза. Василий догадался, что это Гапон.
