– Потому что ты меня не любишь, – с горечью проронила Ольга и разжала руки.
– Это почему это? – возмутилась Ираида. – А ты? Ты меня любишь?
Оля вопросительно посмотрела на мать.
– Разве ты меня любишь? Разве любишь? А Вовке кто сказал, что ты не родная? Это ведь что удумала? Господи, – разошлась Ираида, – перед людьми ведь совестно! Родная дочь от матери отказалась!
– Я не отказывалась! – Ольга села в постели.
– Да как же не отказывалась?! – пошла в наступление Ираида Семеновна. – Вовке сказала?
Девочка, не отрываясь, смотрела на мать.
– Говорила? А ну отвечай!
Оля кивнула.
– А зачем? Зачем, я тебя спрашиваю?
– Ты меня ругаешь… Обзываешь… По голове бьешь… Тапкой бросаешь… В баню…
– Это ты кому, доча, говоришь? – перебила Ольгу Ираида. – Мне говоришь? Маме своей говоришь? Господи, да что это за день-то сегодня такой? Что это за день?! Это что за день, я тебя спрашиваю? – Она перевела взгляд на дочь. – Это за что же ты так меня, доча? За что?
Оля ждала следующего абзаца тронной речи матери.
– Все! – неожиданно выдохнула Ираида Семеновна и бухнулась на кровать. – Все! Больше не могу. Вот прям возьму и умру здесь. Живите-е-е! Никто вас ругать не будет. Обзывать не будет. В бане запирать не будет. Живите здесь с папкой. Без меня. А то и новую мамку возьмете. У вас не заржавеет!
Ираида говорила все это с таким искренним отчаянием, с такой жалостью к себе, что Ольга невольно заразилась материнскими эмоциями и разревелась:
– Ну не на-а-ада! Не на-а-да, ма-ама… Не на-а-ада…
Звягина, внутренне удовлетворенная произведенным на дочь впечатлением, из последних актерских сил зарыдала и картинно проговорила:
– Все, Оля. Ищите себе другую маму. Добрую. Ласковую. Заботливую. Чтоб не ругалась, не обзывалась… А меня не поминайте лихом!
Девочка бросилась к матери, распласталась по ее груди, животу, вцепилась руками – не оторвать. Плакала с такой горечью, которая накатывает на человека во сне при прощании с любимыми, детьми, родителями. Ольга пока не видела таких снов, но от этого горе ее меньше не становилось.
– Прости меня… Прости меня, мамочка, – выливалось вместе со слезами бессчетное количество раз.
Ираида с наслаждением слушала, обмякала, скисала, пока разом не встрепенулась, не приподнялась и, обняв дочь за вздрагивающие плечики, не спросила:
– Это за что ж, доча? За что ж мне тебя простить? А может, ты натворила чего? А я и не знаю?
– Не умирай, пожалуйста, – с мольбой в голосе выпевала Ольга.
