– Ты, доча, чего?
Девочка громко сглотнула и прижалась еще сильнее.
– Не спится, что ли?
– Мама, – чуть слышно произнесла Оля, – можно я с тобой спать буду?
– А че со мной-то?
– Мне страшно.
– Да где, дочь, страшно? Там – Вовка, здесь – я. Совсем не страшно.
– Я здесь хочу, – мотнула кудрявой головой Ольга и на всякий случай покрепче обняла мать за шею.
Помолчали. Ираида внимательно посмотрела на дочь: в волосах – трава, на подбородке – лиловая ссадина, в глазах – мольба. В памяти всплыло бледное Олино личико, покрытое капельками воды, сгорбленная заплаканная Полина Михайловна, мелко трясущая головой старуха Косых, Степан, раздирающий полотенце. Вспомнилась дорога домой через всю окутанную сумерками Коромысловку, отнимающая руку дочь, и Ираиду окатило жгучей волной стыда и странного чувства непоправимого. Женщина ощутила нехватку воздуха, глухие толчки сердца в горле. Оно словно просило: «Выпусти меня. Выпусти меня. Скорей». «Господи, – подумала Ираида, – умираю, что ли?»
– Мама, – тихонечко позвала девочка. – Ты меня любишь?
– А? – вынырнула Ираида Семеновна из нахлынувшей жути.
– Ты меня любишь? – повторила Оля, не отрывая рук от ее шеи.
– А как же, доча? – с готовностью заворковала женщина. – Как же, доча? Люблю.
– Всегда? – строго спросила девочка.
– А как же, доча? – словно оправдывалась Ираида. – Вот как узнала, что беременна тобой, так и полюбила.
– Всегда? – еще раз с пристрастием уточнила Ольга.
– Всегда, – слукавила прижатая к стенке мать. Любить дочь, пока та пребывала в беспомощном состоянии, было на порядок проще, чем сейчас. Тогда любовь была абсолютна, не требовала выдержки, не смешивалась с раздражением и усталостью. Тогда Ираида ощущала себя в полной безопасности и наслаждалась своей материнской властью над этим маленьким, нуждающимся в ней существом.
– Тогда зачем ты меня тете Маше отдала?
– Да ты что, доча! – искренно воскликнула Звягина. – Я ж не знала! Я ж не знала, что она удумала. Я ж за дверью стояла, с твоим отцом же и стояла. Ведь разве ж я б тебя отдала?
Ольга подумала и задала очередной вопрос:
– А зачем?
– Что – зачем?
– Зачем она так делала?
Ираида беспомощно замотала головой, не зная, как объяснить дочери истинный смысл жуткого ритуала. Как могла она признаться, что неоднократно молила Марью Косых заговорить это отвратительное пятно на носу, эту мерзкую отметину?! А та все отвечала, что не время пока. Не время. И вот Зяма умер. И сама она про свои просьбы забыла. А Марья вспомнила. Зяма умер, и вспомнила. Да если б она, Ираида, знала об этом! И не ходила бы к знахарке, и не просила бы. Что ж, враг она своему ребенку?
