Я — чужой, Салли. Поэтому меня презирает Виалсар, поэтому я сирота. И, если кто-то еще вдруг заглянет мне в душу… в этом мире станет еще на одного протосса меньше, который считает меня равным.
Селендис молчала, боясь спугнуть редкое мгновение откровенности. Алессадар никогда не рассказывал ей, почему не похож на своего родителя, никогда не рассказывал, как оказался в приюте.
И да, она понимала, о чем он говорит. Алессадар… не вписывался в образ протосса, не вписывался настолько, что это было очевидно всем, даже ей.
Вот только и она тоже… не вписывалась. Проведя бок о бок с ним семь лет, буквально с самого рождения, она впитала в себя его взгляды, его надежды и саму его суть и была сейчас весьма далека от идеального образа протосса.
Поднявшись на ноги, она осторожно, словно боясь спугнуть, подошла к кровати и присела рядом с ним. Поймав его взгляд, она протянула руку ладонью кверху.
— Ты можешь мне верить, — сказала она единственное, в чем была сейчас уверена. — Всегда.
Очень медленно, словно поднимая вместе с рукой целую гору, он медленно вложил свою руку в ее подставленную ладошку и Селендис ощутила робкое прикосновение к своему разуму. Прикрыв глаза, девушка пару мгновений наслаждалась этим чувством — даже такое простое действие приносило почти физическое удовольствие, а потом потянулась навстречу.
Она прошла вместе с ним через все — муки рождения, перипетии взросления и тягости неизлечимой болезни. Не она сканировала его память — он вел ее, крепко держа за руку, по знаковым событиям своей жизни. Она пережила вместе с ним осознание собственной смертности, сводящую с ума боль во всем теле, ласковые прикосновения Пустоты, погасившей сознание. Она чувствовала шок его нового рождения, отчаяние запертого в клетке ребенка, боль от использования искалеченного Дара…
А еще она увидела себя его глазами, отчего мгновенно разорвала контакт и закрылась самыми сильными щитами, какие только знала.
Крохотная, смешная чешуйчатая малышка Салли, которую он учил ходить, крепко держа за руки. Не девушка — протосс, представитель чужой для него расы, лишенная многих черт, присущих женщинам его мира. Он никогда не сможет посмотреть на нее так, как смотрит на него она. Знание, обретенное ею совсем недавно, никогда не коснется его, потому что он никогда не сможет его понять.
Ей хотелось смеяться от злой иронии ситуации. Не он чужой для нее, она — чужая для него.
— Салли? — сквозь грохот крови в ушах прорвался его обеспокоенный голос.
