Сердце юной Тамплиеры сжалось от мысли, что этот может стать последним.
Он присел рядом и некоторое время они молчали, оттягивая начало разговора.
Алессадар начал первым:
— Знаешь, а ты ведь во многом была права, Салли… — тихо произнес он. — Мне действительно больше нравиться перспектива возиться с железками, чем сражаться на передовой.
— Мне все равно! — вырвалось у девушки. — Прости меня, я… я просто испугалась, что потеряю тебя. Ты всегда был рядом — ближе, чем брат, лучше, чем друг. Я научилась у тебя ходить и держать ложку, лазать по деревьям и играть в карты, я научилась… я научилась у тебя всему, что знаю. О, всемогущие Зел-Нага, да я ведь…
В тот момент ей показалось, что она наконец подобрала определение тому, кем для нее является друг детства, что она наконец поняла, почему вся ее жизнь вращается вокруг него, почему с его мнением сравнивается любая мысль и любой поступок.
Она протянула руку, чтобы коснуться его лица, стремясь передать ему обретенное знание — так, как умели только протоссы, в предельной искренности и полноте нюансов псионного контакта, в котором не было места недоговоренности и лжи.
Он отшатнулся, а инстинктивный импульс отбросил девушку назад, больно приложив головой о край стены.
— Вот черт! Салли, я…
Открыв глаза, она увидела перед собой его испуганный и полный раскаяния взгляд. Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться… и замер на середине движения.
— Даже сейчас?.. — тихо произнесла Селендис. Приподнявшись на локтях, она прислонилась спиной к стене и, осторожно проведя рукой по затылку, поднесла ладонь к глазам, разглядывая пару капелек искрящейся в полумраке комнаты голубоватой крови. — Почему, Саша? Неужели я хоть раз давала тебе повод усомниться в себе? Я не полезу в твою душу без разрешения.
— Прости… — он вернулся обратно на кровать. — За все эти годы это стало сильнее меня.
Некоторое время они молчали. Потом Алессадар заговорил вновь, тихим голосом и — вслух[6], на том языке, на котором на Аиуре говорили только они двое:
— Я всегда был чужим, Салли… Ты знаешь, что я не родной сын Тассадару?.. Мои родители отказались от меня, потому что я — чужой протоссам. Даже сейчас, проведя среди вас семь долгих лет, я все равно не могу влиться в ваше общество… не могу стать одним из вас. Мне непонятно ваше фанатичное стремление к совершенству и не менее фанатичное нежелание меняться. Я не понимаю, почему мы, живя в этом общежитии, фактически предоставлены сами себе, и при этом — лишены свободы выбора. Не понимаю, почему, при полном отсутствии пропаганды, каждый обитатель этого здания мечтает стать Тамплиером.
