В одиннадцать часов 22 ноября Елизавета гуляла с Анжу в своей галерее в Уайтхолле, где собрался двор, чтобы посмотреть турнир по случаю очередной годовщины ее вступления на престол. Когда к королеве подошел французский посол и сказал, что Генрих III велел ему «узнать лично от королевы ее намерения относительно замужества с его братом», Елизавета решительно ответила: «Можете написать королю, что герцог Анжуйский будет моим мужем». Она повернулась к ошеломленному герцогу, поцеловала его в губы и, сняв с пальца кольцо, отдала ему «в залог».[802] Настал великий миг. Когда королева призвала своих придворных и повторила то, что она только что сказала, многие дамы разразились слезами. Посол немедленно удалился, чтобы передать новость во Францию. Король Генрих III объявил, что его брат будет королем Англии и вскоре станет «неприятным шипом» в ноге испанского короля.[803]
И все же, хотя Мендоса утверждал, что «жители Лондона считали, будто брак уже совершен, а французы придерживались того же мнения», Елизавета, по мнению испанского посла, «притворялась и тянула время». Притворство заключалось в ее способности убедить Анжу, что она настроена серьезно; при этом она ставила условием, чтобы подданные одобрили ее выбор. Елизавета не теряла хладнокровия и уверенности, она знала, что парламент и Тайный совет настроены непримиримо против ее брака. Как выразился Мендоса, «с помощью личной связи она привязывает его к себе», и добавил: «Она предпочитает, чтобы казалось, будто свадьба сорвалась из-за ее подданных, а не из-за нее самой, так как ей важно и дальше сохранять его привязанность, чтобы сдерживать его брата [Генриха III] и не допустить с их стороны никаких враждебных действий».[804]
Тайный совет, как и следовало ожидать, отнесся к решению королевы враждебно. Сэр Кристофер Хаттон сетовал: если она выйдет замуж против воли народа, ее могут свергнуть. Дадли, раздосадованный изъявлениями чувств Ели заветы к Анжу, дошел до того, что напрямую спросил ее, «девица она или женщина».[805] То был невероятно дерзкий вопрос. Однако Елизавета спокойно отвечала, что она еще девица; может быть, ей польстило, что ей в ее возрасте задают подобный вопрос, а может быть, она радовалась возможности продемонстрировать, что она по-прежнему королева-девственница.
Вечером того дня, когда Елизавета заявила, что выйдет за Анжу, ее опочивальня бурлила. Елизавета лежала с Дороти Стаффорд, Мэри Скадамор и Бланш Парри, которые «рыдали и говорили о ждущих ее ужасах, и так ослабили ее разум своими доводами», что королева не могла уснуть. Они умоляли ее «не делить власть и славу с супругом-иностранцем и не марать свою славу протестантской королевы, обещав повиноваться мужу-католику».
