– Если я не успею к князю – это хуже смерти!
– Вот ведь неугомонный какой! Ну давай, иди, коли можешь, – неожиданно согласился старик.
Илья растерялся. Только теперь он задумался, что и впрямь не знает, куда направляться.
Под выжидающим взглядом старика он встал и сделал несколько неверных шагов, но далеко уйти ему не удалось. Его силы иссякли гораздо быстрее, чем он думал, и он в изнеможении опустился на лавку подле стены.
– Что? Притомился? То-то, слухать надо, кто поумнее тебя. Завтра могёшь во двор выйти, коли силенок хватит, а про Новгород думать забудь. Куды тебе поспеть? Пелгусий, поди, ранее твоего в Новгород доберется, пред очами князя предстанет.
– А может, его тоже подстрелят или еще чего случится? Вдруг он заблудится и не дойдет? И тогда мы успеем, – слабо запротестовал Илья.
– И далеко ты такой уйдешь?
Старик был прав. Единственная шаткая надежда вернуться домой рухнула. Они потеряли слишком много времени, чтобы выполнить обет, а, скорее всего, другого способа преодолеть временной барьер не существовало. По Илье будто прошлись катком, не оставив в нем ни капли энергии. Да и к чему суетиться, если ты заранее обречен на провал?
Серый видел, что Илья совсем раскис. Если так пойдет дальше, то им придется до смерти куковать в тринадцатом веке. Илья был далеко не боец по натуре, поэтому Серега понимал, что должен быть сильным за двоих. Спорт научил его бороться, и неудача лишь прибавила ему решимости идти до конца. Серега хотел подбодрить Илью, но собачий облик принуждал его к немоте.
В памяти опять всплыла бездомная дворняга возле метро, с какой мольбой она смотрела в глаза прохожих. Наверное, тоже хотела что-то сказать. Серега со стыдом вспомнил, как пнул пса, а теперь сам оказался в собачьей шкуре. Он подошел к Илье, ткнулся носом в его ладонь и повилял хвостом. Илья поднял глаза на волкодава.
– Все. Сбой программы. Факир был пьян, и фокус не удался, – обреченно сказал Илья, обращаясь к Сереге.
– Эк тебя повело. Заговариваться начал. Давай-ка я тебя до лежанки доведу, – предложил Строжич.
Опираясь на жилистую руку колдуна, Илья добрел до лежанки и улегся на колкую подстилку из соломы. Все вдруг стало безразлично. Ему хотелось уснуть и больше не просыпаться. Он откинулся на подушки, тупо уставившись в бревенчатый потолок.
Строжич еще некоторое время хлопотал в горнице. Сползшее к горизонту солнце заглянуло в низкое оконце и залило избу яркой позолотой. Илья смежил веки. На душе у него было так пасмурно, что даже солнечный свет раздражал. К тому же говорить не хотелось. Он притворился, что спит.
