– Простите, джентльмены, вы не могли бы оставить нас с баронессой наедине? Знаете ли, есть такие вещи… Словом… – Ива посмотрела на брата покойного так многозначительно, что невозмутимая маска на его лице дрогнула.
– Клара, дорогая, если ты уверена… – осторожно начал он.
– Да, мне будет приятно немного поговорить с мисс Ивой. Я позову вас, если потребуется. Патрик, мой мальчик, ступай.
Баронесса проводила взглядом удаляющихся мужчин и тихо пожаловалась:
– Боюсь, что он ещё не готов к той ответственности, которая легла на его плечи. Но, слава богу, Руперт, брат моего мужа, он всё время здесь. Я ему очень признательна. Он очень много делает для нас в эти дни. Он огородил меня от всех формальностей, от всех забот… Его опёка иногда чрезмерна, но он так старается облегчить моё состояние…
– Что вы принимаете, мадам? Капли? Пилюли? – тихо, но настойчиво спросила Ива.
– Доктор Милтон делает мне какие-то вспрыскивания. Не знаю. Я, право, сейчас не обратила на это внимания. Они помогают мне. А вы хорошо знали моего покойного мужа?
– Не очень коротко, – ответила Ива, – но я слышала столько прекрасных слов о нём. Меня особенно трогали отзывы о бароне, как о заботливом муже и любящем отце. Верно, он был прекрасным семьянином? Это теперь большая редкость!
– Да, он был прекрасным человеком, – несколько заученно ответила вдова.
– Не сомневаюсь. Наверняка, в такой семье, как ваша, не могло быть никаких разногласий. И никаких секретов.
– Мы очень любили друг друга. Он был чудным человеком. У него не было врагов, – вновь неестественно, автоматически произнесла баронесса, не глядя на Иву.
– Несомненно. Скажите мне, мадам, – Ива чуть подалась вперёд, пытаясь нащупать брешь в наркотическом спокойствии и отчуждении собеседницы, – даже если бы у вашего мужа были какие-нибудь секреты, вы ведь никогда бы не раскрыли их, даже теперь, после его кончины, не правда ли?
Неподатливая пелена дурмана чуть дрогнула, но сознание баронессы вытолкнуло на поверхность лишь очередную защитную формулу:
– О, мисс Ива, мой муж занимал такой ответственный пост, что он вынужден был хранить секреты государственной важности. Он никогда не говорил о своей службе. Я никогда не спрашивала его, – она задумалась, смутная боль промелькнула в её зрачках, она посмотрела куда-то мимо Ивы. – Только… только…
– Вас что-то смутило?
– Не знаю. После покушения на него, тогда, весной… мне показалось… он стал таким нервным. Конечно, он был напуган… Я тоже. Ко мне приходила жена того человека, механика. Она всё время просила меня, чтобы полиция во всём хорошенько разобралась, и всё повторяла: «Том – не вор, Том – не вор». Я подумала тогда – причём здесь это, ведь его обвиняли не в воровстве? Ничего не понимаю. Но я сказала Эдварду: «Том – не вор». Не знаю, почему я это сделала, я никогда не вмешиваюсь в дела мужа, но мне было так жалко эту женщину. У неё ведь тоже дети. Наши дети остались сиротами…
