Открывший ей дворецкий скорбным тоном сообщил, что баронесса не принимает, а соболезнования можно оставить в холле, на столике с букетом белых лилий. Там уже высилась изрядная стопка карточек с черными траурными рамками и золотыми обрезами, но Ива передала дворецкому элегантную визитку, на которой были написаны несколько слов поверх печатной виньетки, и попросила доложить о ней. Дворецкий неторопливо направился по парадной лестнице наверх, укоризненно сутулясь. Ива же, пользуясь тем, что была предоставлена сама себе, быстро подошла к столику и аккуратно поворошила записки с выражениями сочувствия. Она довольно быстро нашла то, что хотела здесь увидеть – строгий прямоугольник глянцевого картона с чёрным уголком, на котором значилось: «Барон и баронесса фон Мюкк с глубочайшими соболезнованиями». Она перевернула плотную картонку и прочитала: «Глубоко опечален безвременной кончиной господина Фицгилберта. С искренним почтением к Вашему горю осмелюсь просить Вас принять меня с визитом соболезнования на этой неделе. Ф. фон Мюкк». Ива заложила карточку обратно, в середину кучки, вдохнула аромат лилий, неспешно отошла от столика и стала рассматривать картины на стенах холла. Через некоторое время дворецкий вернулся и пригласил Иву подняться наверх: баронесса выразила желание принять её лично. Теперь его фигура уже не имела укоризненного выражения, только лёгкий, допустимый для вышколенного дворецкого, оттенок удивления.
Ива вошла в гостиную баронессы: вдова полулежала в кресле. За его спинкой стоял брат покойного, а рядом – сын и наследник барона Фицгилберта, юный Патрик. Прорицательница сказала несколько приличествующих слов, выразила почтительное восхищение похоронами, словом, некоторое время беседа велась в обычном для подобного случая духе. Иве предложили кресло, а джентльмены продолжали стоять, не двигаясь с места. Теперь можно было хорошо рассмотреть юного Фицгилберта. Это был юноша субтильный, с некрасивым, в мать, лицом; было заметно, что он совершенно измучен всеми формальностями мероприятий и внезапно свалившейся на него ответственностью. Перехватив взгляд Ивы, баронесса тихо произнесла:
– Мой дорогой Патрик… он столько перенёс за эти дни.
– Несомненно. Я полагаю, он будет достойным наследником своего прекрасного отца, – тихо сказала Ива и вновь посмотрела на юношу. Он ответил ей затравленным взглядом и слегка смутился.
Баронесса говорила очень медленно и неуверенно. По всему было видно, что она принимала какие-то сильнодействующие средства, которые притупляли её восприимчивость и смягчали боль утраты. Однако Иве подумалось, что было бы лучше уже прекратить это милосердное лечение: баронессе надо было пережить своё горе, встретиться с ним лицом к лицу… если только кому-то из домашних не было выгодно её постоянное сомнамбулическое состояние. Воля баронессы была совершенно подавлена. Впрочем, сейчас Иве это было даже на руку.
