Навстречу ему по тропинке двигался человек. Они встретились на лыжне, на узенькой тропке в снегу, человек был пожилой, как выяснилось впоследствии, рабочий депо.
— Шапку давай, — еще издали закричал парень и загородил ему путь.
— Какую шапку? — ничего не поняв, спросил рабочий.
— Он еще тут дуру будет ломать, — проорал парень и ударил его в живот сапожным ножом.
Рабочий стал нагибаться, но еще держался на ногах.
— Ты мне шапку, паскудина, отдашь? — вне себя кричал парень и нанес рабочему еще несколько ударов.
Рабочий упал в снег. Последние его слова были такие:
— Ты обознался, парень... Я ж тебе ничего...
Он не договорил. Наверное, он хотел добавить: «...не сделал». Он, видно, решил, что парень принял его за своего врага, за человека, с которым у этого парня серьезные счеты. Он умер, так и не поняв, что тот его убил из-за шапки.
После приговора я беседовал с этим парнем. Что я ждал от него? Жестокости? Раскаяния? Патологии? Лицемерия?
Ничего этого я не увидел. Сидел обалдевший от процесса парень. Рассказывал сбивчиво, но довольно подробно. Разговор этот я записал почти дословно.
В середине разговора он вдруг сказал:
— Я, конечно, теперь раскаиваюсь. Я тут неправ был. Нехорошо получилось.
— Значит, ты неправ был, — тихо сказал я. — Значит, все-таки нехорошо...
Потом я спросил:
— А что же именно получилось?
— А вот то самое.
— А что именно «самое»?
Он не понимал, почему я допытываюсь, когда все досконально известно. Чего я вообще от него хочу. А я продолжал спрашивать:
— Так что же все-таки случилось?
— А то, что я его зарезал, — сказал парень. — Видите, как тут вышло, резать я не хотел, я хотел шапку взять, но он что-то придурялся, будто не понимает, что мне нужно, ну я и психанул тут. И вот так все вышло.
— А что же все-таки вышло?
— А вот то, что я его ударил, — недоумевая, отвечал парень.
— А что же с ним стало?
— Ну вам же известно что. Умер он. Ну из-за этого вся и толковища.
— А что такое умер? — спросил я.
Он улыбнулся, решив, что я его разыгрываю.
— Кто ж не знает, всякому понятно: сыграл в ящичек, богу душу отдал.
— Ну, а ты как после этого будешь?
— Ну, я как! Я думаю, меня помилуют. Я, конечно, исправлюсь... Я больше таких проступков, такого хулиганства не допущу. Я и раньше такого не допускал. За мной ничего подобного не было.
— Не считая кошки. Помнишь, как ты однажды кинул в кошку ножичком.
— Да нет, это лажа. Это мне напраслину клеили. Не было такого за мной. Я кошек и собак уважаю, не как другие... Со мной в первый раз такая нехорошая случайность произошла.
