И
я доказал.
* * *
Придумывать
для меня
работу
пришлось его настоящему
помощнику,
Фреду Джонсу,
военному
летчику в Первой
Мировой. Фред
назначил
меня курьером,
что наверняка
явилось
тяжелым
ударом для
курьерской
компании, которой
они пользовались
до тех пор.
Кто-то, кому
отчаянно нужна
была работа –
неважно,
какая, –
потерял ее в
тот момент,
когда Фред
выдал мне
пригоршню
жетонов на
метро и карту
города.
Он
также
приспособил
меня к
составлению
описи ценных
предметов в
мастерской
Грегори.
–
Но я же буду
мешать
господину
Грегори работать,
– сказал я.
И
он ответил:
–
Можешь хоть
перепилить
его пополам,
распевая при
этом
государственный
гимн. Он не заметит.
Только держись
подальше от
его рук и не
попадайся
ему на глаза.
* * *
И
в тот момент,
когда
вернулась
Мэрили, я был
в мастерской,
в двух шагах
от Дэна
Грегори. Я переписывал
в гроссбух
обширную
коллекцию штыков.
Я до сих пор
не забыл,
каким злом
веяло от них,
этих
наконечников
копий, прикрепляемых
к ружейным
стволам. Один
штык был
просто заостренным
прутом.
Другой имел
треугольное
сечение, чтобы
не дать ране
закрыться –
чтобы кровь и
внутренности
в ней не
задерживались.
Еще на одном
были зубцы, как
у пилы –
видимо, на
случай, если
на пути встретится
кость. Мне
пришло в
голову тогда,
что очевидный
ужас прошлой
войны, к
счастью, не
позволит
больше романтическим
образам из
литературы и
истории погнать
нас на еще
одну войну.
Теперь-то,
разумеется,
купить
ребенку
игрушечный
автомат с
пластмассовым
штыком можно
в каждом магазине
игрушек.
* * *
Тут
снизу
просочились
звуки,
сопровождавшие
возвращение
Мэрили. Но и я,
хотя я и
находился в
глубоком
долгу перед
ней, не
поспешил ее
встречать.
Судя по
всему, и кухарка,
и моя первая
жена были
правы: я до
смерти
боялся
женщин – вероятно,
из-за
предательства
матери,
которая взяла
да и ушла,
бросив меня[53].
Так сказала
сегодня за завтраком
Цирцея Берман.
Возможно.
В
общем, так: ей
пришлось
вызвать меня
вниз, и я вел
себя очень
церемонно. Я
не знал, что
Грегори чуть
не убил ее за
материалы,
которые она
мне посылала.
А если бы я
это и знал, то
все равно вел
бы себя очень
церемонно.
Одной из
причин
отсутствия
бурных
эмоциональных
проявлений
несомненно
было то, что я
ощущал себя
уродливым, бессильным
и
отвратительно
девственным.
Я был ее
недостоин,
она ведь была
такая
красивая,
почти как Мадлен
Кэрролл,
самая красивая
актриса на
свете.
