Я
сказал, что
мне очень
жаль, и он со
мной полностью
согласился.
Никого
из своих
знакомых я
там не
увидел, что
неудивительно,
поскольку
все мои
знакомые
умерли. Зато
я подружился
в баре с
одним
писателем,
намного младше
меня. Он, как и
Цирцея
Берман, пишет
романы для
молодежи. Я
спросил его,
слышал ли он
когда-нибудь
такое имя –
Полли Мэдисон,
а он спросил
меня, слышал
ли я
когда-нибудь
такое
название –
Атлантический
океан.
Так
что мы
поужинали
вместе. Он
рассказал мне,
что его жена
уехала
куда-то с
лекцией. Она
у него была
знаменитым
сексологом.
Тогда
я со всей
возможной
деликатностью
осведомился
у него, не
испытывает
ли он
каких-либо
особенных
затруднений
в постели с
женщиной,
столь
искушенной в
любовных
играх. На что
он, прикрыв
глаза,
ответил, что
я попал своим
вопросом
прямо в
яблочко.
–
Мне непрерывно
приходится
уверять ее,
что я ее в
самом деле
люблю, –
сказал он.
* * *
Остаток
вечера я
провел без
приключений,
в номере
отеля
«Алгонкин»
перед
телевизором, по
которому
крутили
порнографию.
Смотрел я
очень
невнимательно,
вполглаза.
Я
собирался
уехать из
города на
поезде на следующий
день, но за
завтраком
встретил еще
одного жителя
Ист-Хэмптона,
по имени
Флойд
Померанц. Он
тоже
отправлялся
домой, и предложил
подбросить
меня в своем
лимузине. Я с
готовностью принял
приглашение.
Удивительной
приятности
способ
передвижения!
В этом «Кадиллаке»
было еще
уютнее, чем в
утробе.
Скорый «ХХ
век» был, как я
уже упоминал,
чем-то похож
на утробу –
постоянное
движение и странные
звуки,
приходящие
снаружи. Но
«Кадиллак»
напоминал гроб.
Я и Померанц
ехали, как
два покойника.
К черту все
эти
младенческие
ассоциации.
Мы так удобно
устроились,
вдвоем в одном
обширном,
шикарном
гробу. Всех,
кто только
может себе
это
позволить,
надо хоронить
вместе с
кем-нибудь
еще. С кем
угодно еще.
* * *
Померанц
болтал о
своей
разбитой
жизни, о том,
как ему придется
подбирать и
склеивать ее
осколки. Они
с Цирцеей
Берман
одногодки,
ему тоже
сорок три. Тремя
месяцами
раньше он
получил
одиннадцать
миллионов за
то, что освободил
пост
президента
одного из
телеканалов.
–
Большая
часть моей
жизни еще
впереди, – сказал
он.
–
Да, – сказал я. –
Похоже на то.
–
Как вы
думаете, я
еще могу
успеть стать
художником? –
спросил он.
–
Это никогда
не поздно, –
ответил я.
* * *
Я
знал, что до
этого он уже
узнавал у
Пола Шлезингера,
успеет ли он
стать
писателем. Он
считает, что
читателям
будет
интересно
узнать его
точку зрения
на то, как с
ним обошлись
на
телеканале.
