Издевательства,
которые они
так бережно подготовили,
на этом
только
начинались.
Время было еще
не позднее.
Грегори ушел
к себе
наверх, так и
не удостоив
меня приветствием,
и Фред Джонс
отвел меня в
подвал, где
мне был подан
обед –
холодные
объедки в
комнате для
слуг, рядом с
кухней.
Комната,
собственно,
была вполне
уютная, обставленная
антикварной
американской
мебелью и утварью,
которую
Грегори использовал
в
иллюстрациях.
Длинный стол,
сервант в
углу, набитый
оловянным
литьем, и
кремневый пистолет,
который
покоился на
двух крючках,
вогнанных в
кладку грубоватого
камина, мне
были знакомы
по рисунку, изображавшему
праздник
Благодарения
в колонии пилигримов
в Плимуте.
Меня
усадили в
конце стола.
Вилки и ложки
были свалены
там грудой, а
салфетки не
было вовсе. Я навсегда
запомнил, что
салфетки там
не было. В
другом конце
были безупречно
накрыты пять
приборов –
льняные салфетки,
хрусталь,
фарфор,
серебро аккуратно
разложено,
посередине
подсвечник. У
прислуги
ожидался
изысканный
ужин, к
которому подмастерье
приглашен не
был. Мне не
полагалось
ставить себя
вровень с
ними.
Разговаривать
со мной никто
из прислуги тоже
не стал. Все
относились
ко мне так,
будто я и в самом
деле уличный
бродяга.
Более того,
Фред Джонс
ждал, когда я
доем, нависая
надо мной,
как мрачный
тюремщик.
Пока
я ел, ощущая
себя в таком
одиночестве, в
каком не
оказывался
за всю мою
жизнь, в подвал
зашел Сэм Ву,
хозяин
китайской
прачечной[39],
с чистыми
рубашками
для Грегори.
Р-раз! Я
опознал его в
ту же
секунду. Он
был мне
знаком! А
стало быть, и
я должен быть
знаком ему!
Только
несколькими
днями позже я
понял, почему
Сэм Ву показался
мне знакомым,
в то время
как он, без
сомнения,
меня не знал.
Этот
облаченный в
шелковый
халат и
прилегающую
шапочку,
униженно
угодливый
китаец послужил
Дэну Грегори
моделью для
портрета
самого
зловещего книжного
персонажа –
воплощения
«желтой
угрозы»,
преступного
гения Фу
Манчу[40]!
* * *
Сэм
Ву
впоследствии
служил
поваром у
Дэна Грегори,
а потом вернулся
в свою
прачечную. Он
и стал тем
человеком,
которому я
отправлял
картины,
приобретенные
во Франции.
Во
время войны
между нами
завязались
странные и в
чем-то даже
трогательные
отношения. Я
наткнулся на
Сэма в
Нью-Йорке
перед самой
отправкой, и
он спросил у
меня адрес
моей полевой
почты. По радио
сказали, сообщил
он мне, что
солдатам
бывает очень
одиноко
вдали от
родины, и что
им необходимо
как можно
чаще
получать
письма из дома.
Я был единственным
военным, которого
он знал, и он
решил посылать
письма мне.
