* * *
Мой
же
собственный
профиль он
мог бы использовать
в книжке про
индейцев. Из
меня вышел бы
недурной
Гайавата.
Однажды он
выполнял
заказ на
иллюстрации
к роскошному
изданию
«Гайаваты», и
для
заглавного
персонажа
ему позировал
сын
повара-грека.
А
в
кинофильмах
тогда любой
из
большеносых выходцев
с Ближнего
Востока или с
берегов Средиземного
моря, если
хоть
чуть-чуть
понимал в
актерском ремесле,
мог бы с
успехом играть
какого-нибудь
кровожадного
воина из племени
сиу,
например.
Зрители были
бы вполне
удовлетворены.
* * *
Мне
так хотелось
назад, в
утробу
поезда! Я был
так счастлив
в ней! Я
просто
обожал этот
поезд! Думаю,
сам Всевышний
радовался,
как ребенок,
когда
человек, смешав
железо, воду
и огонь,
создал
паровоз!
Теперь-то,
конечно, везде
сплошной
плутоний и
лазеры.
* * *
А
уж как Дэн
Грегори
рисовал
поезда! Он
сверялся с чертежами,
присланными
с завода,
чтобы неправильно
расположенная
заклепка, или
что там еще,
не испортила
его творение
для
железнодорожника.
Если бы он рисовал
скорый «ХХ
век» в тот
момент, когда
я вышел из
него, то
грязь и
копоть на боках
вагонов была
бы в точности
такой, какой поезд
покрывается
на перегоне
между Чикаго
и Нью-Йорком. Никто
не мог
изобразить
сажу лучше,
чем Дэн Грегори.
Но
его там не
было. Где же
он был? Где
была Мэрили?
Почему они не
послали
кого-нибудь
подобрать
меня, в
огромном
«Мармоне» с
откидным верхом,
принадлежавшем
Грегори?
* * *
Он
точно знал
время моего
прибытия. Он
сам выбрал
день, очень
легко
запоминающийся.
Я приехал в
день святого
Валентина.
И
он так
внимательно
отнесся ко
мне в нашей переписке,
которую вел
теперь без
помощи
Мэрили или
лакеев. Все
письма были
написаны его
собственной
рукой. Он
писал
коротко, но
был невероятно
щедр. Он
оплатил
покупку костюма
не только для
меня, но и для
отца.
Каким
же
участливым
он был в
своих
записках! Чтобы
я не
испугался и
не осрамился
во время путешествия
на поезде, он
объяснил мне,
как вести
себя в купе и
вагоне-ресторане,
сколько и в
какой момент
давать на чай
проводникам
и носильщикам,
как делать
пересадку в
Чикаго[30]. Он
опекал меня заботливее,
чем
собственного
сына,
которого у
него не было.
Он
даже подумал
о том, чтобы
выслать мне
деньги на дорожные
расходы
почтовым
переводом, а
не банковским
чеком, что
означало
осведомленность
о крахе
единственного
банка в
Сан-Игнасио.
Но
вот чего я не
знал, так это
того, что в
декабре,
когда он
отправил мне
телеграмму,
Мэрили лежала
в больнице с
переломами
обеих ног и
одной из рук.
Он толкнул ее
на пороге
своей
мастерской, и
она полетела
кувырком
вниз по
лестнице.
Когда она
приземлилась
у подножия,
она не выглядела
живой, и за
всем этим
наблюдали
два человека
из прислуги,
которые как
раз
оказались
там – у подножия
лестницы.
