–
За это мне
следовало бы
его
поблагодарить,
– сказала она
мне во
Флоренции. –
Именно тогда
я впервые
заинтересовалась
иностранными
языками[25].
И
засмеялась.
* * *
Мадам
Берман
сообщила мне,
что у моей
кухарки был
не один
аборт, как у
Мэрили Кемп,
а три – причем
не в швейцарской
клинике, а в
кабинете
врача в
Саут-Хэмптоне.
От этого мне
стало
тоскливо. С
другой
стороны, мне
становится
тоскливо
почти от всех
подробностей
современной
жизни.
Я
не спросил, в
каком месте в
последовательность
абортов вклинилось
вынашивание
до срока Целесты.
Мне не хотелось
этого знать,
но мадам
Берман
обеспечила
меня и этой
информацией.
–
Два аборта до
Целесты и
один после, –
сказала она.
–
Кухарка вам
сама
рассказала?
–
Целеста мне
рассказала, –
ответила она.
– Еще она
сказала, что
ее мать
подумывает
об операции
по перевязке
маточных
труб.
–
Как хорошо,
что мне это
теперь
известно, – сказал
я, – на случай
непредвиденных
обстоятельств.
* * *
И
снова я
возвращаюсь
в прошлое,
хотя настоящее
продолжает
хватать меня
за пятки, как
взбесившийся
фокстерьер.
Моя
мать умерла в
полной
уверенности,
что Дэн Грегори,
от которого я
не получил
напрямую ни
единого
слова, выбрал
меня своим
протеже. Перед
тем, как
заболеть, она
предсказывала,
что Григорян
отправит
меня учиться
в художественную
школу, что
Григорян
убедит редакции
журналов
нанять меня
иллюстратором,
как только я
вырасту, что
Григорян
познакомит
меня со
своими богатыми
друзьями, а
они научат
меня, как и я
смог бы
разбогатеть,
вкладывая
деньги,
которые я
заработаю
рисованием, в
акции на
бирже. В 1928 году
всем казалось,
что биржевые
котировки
никогда не
падают, а
только
растут и
растут – в
точности, как
и сейчас!
Э-ге-гей!
Так
что она
упустила не
только
финансовый крах,
наставший
через год.
Она также не
присутствовала
при том, как я
осознал еще
двумя годами
позже, что не
общался с
Дэном Грегори
даже опосредованно,
и что он,
скорее всего,
даже не
подозревал о
моем
существовании,
а щедрые похвалы
работ, отсылаемых
мной для
оценки в
Нью-Йорк,
исходили не
от самого высокооплачиваемого
художника в
Америке, а от
женщины,
которая была
ему, по словам
моего отца,
«то ли уборщицей,
то ли
кухаркой, то
ли
подстилкой».
