Я
пришел к
выводу, что
обладаю
настолько заурядным,
чтобы не
сказать
негодным,
воображением,
что никогда
не поднимусь
выше
приличного
фотоаппарата.
Поэтому мне
лучше
удовлетвориться
достижением
рядового
успеха, более
общепринятого,
чем карьера
серьезного
художника –
заработать
кучу денег.
Меня это
ничуть не
огорчило.
Напротив, я
почувствовал
облегчение!
Но
мне
по-прежнему
доставляло
удовольствие
трепаться об
искусстве.
Разговаривать
о картинах, в
отличие от их
создания, я
мог не хуже
многих. Так
что я ходил
ночами по
барам вокруг
университета,
и легко познакомился
с несколькими
художниками,
которые
точно знали,
что правы
совершенно
во всем, и не
ожидали при
этом
никакого признания.
И говорил, и
пил я с ними
наравне. Но что
самое
главное –
когда ночь заканчивалась,
я оплачивал
счет. Деньги
приходили ко
мне с биржи,
от
государства
в виде стипендии[23],
и от
благодарного
народа в виде
пожизненной
пенсии, за
глаз,
пожертвованный
мною в защиту
Свободы.
Настоящим
художникам,
вероятно,
казалось, что
у меня есть неисчерпаемый
источник
денег. У меня
можно было
занять не
только на
выпивку, но и
на квартплату,
на первый
взнос в счет
новой машины,
на аборт для
любовницы, на
аборт для
жены. Все, что
пожелаете. Сколько
бы денег ни
понадобилось,
на какие угодно
нужды, всегда
можно обратиться
к богатенькому
Рабо
Карабекяну.
* * *
Да,
я купил себе
друзей.
Источник
денег не был,
разумеется,
неисчерпаемым.
К концу
месяца мои друзья
вытягивали
из меня все,
что я имел. Но
источник, на
самом деле довольно
мелкий, наполнялся
вновь.
Все
честно. Я,
несомненно,
получал
удовольствие,
находясь в их
компании, тем
большее,
потому что они
относились
ко мне, как к
художнику.
Как к своему.
Другая большая
семья, вместо
утраченного
мной взвода.
И
долги они
отдавали не
только дружбой.
Они платили
мне, как
могли, своими
картинами,
которые
тогда никому
не были
нужны.
* * *
Да,
чуть не
забыл: в то
время я был
женат, и жена
моя была
беременна.
Несравненный
любовник
Рабо Карабекян
сумел
оплодотворить
ее за время
замужества дважды.
* * *
Я
вернулся
только что к
пишущей
машинке с прогулки
в
окрестностях
своего
бассейна. Я
спросил у
Целесты и ее
дружков,
обретающихся
внутри и
вокруг этого
общественного
физкультурного
комплекса
для местных
подростков,
знают ли они,
кто такой
герцог Синяя
Борода. Я
хотел упомянуть
Синюю Бороду
в этой книге,
и мне нужно
было знать,
есть ли
необходимость
объяснять
моим юным читателям,
кто он был
такой.
