Бедная маленькая Полли! Я не мог думать о ней без слез, и между тем она не выходила у меня из головы. Особенно сильно плакал я, припоминая, какая она была миленькая ночью, когда я одевал ее, уверяя, что мы идем гулять, как она прижималась ко мне и целовала меня после того, как миссис Бёрк приносила ей второй кусок хлеба с маслом и била меня за то, что я будто бы съел первый. Что-то теперь делает моя милая Полли? Где-то она спит? С отцом ли, или одна на нашей постели? Правду ли говорил Джерри Пеп, что она здорова? Ему нельзя верить: он обманщик. Может быть, она больна. Может быть, она переломала себе руки и ноги, и они теперь перевязаны у нее тряпками и вставлены в лубки. Может быть, она даже умерла! Тогда понятно, отчего отец так сердился на меня и обещал шиллинг тому, кто меня поймает.
Может быть, она убилась о каменные ступени лестницы и теперь лежит в комнате одна, без движения, мертвая. Эта последняя мысль была так ужасна, что остановила мои слезы. Я вспомнил свою мать, тот вечер, когда она умерла, и день, когда ее похоронили.
Вдруг послышались тяжелые шаги. Молодые люди и мальчики, игравшие в карты, бросились в телеги, крича друг другу.
– Тушите свечи! Идут крючки!
Я знал, что крючками называют полицейских, и мне вдруг стало страшно. Наверное, миссис Бёрк донесла полиции о моем побеге, и теперь меня разыскивают! Зачем я не лег подушкой! Тогда меня не было бы видно из-под других! Шаги приближались. Трое полицейских подошли к нашему фургону. Я задрожал всем телом, и на лице у меня выступил холодный пот. Один из полицейских вскочил на колеса и осветил наш фургон ярким светом фонаря…
Но вот он соскочил вниз, и я вздохнул свободнее. Все трое ушли, разговаривая о своих делах, и шум их шагов слышался все слабее и слабее. Мало-помалу все звуки стихли, кроме храпения спящих и писка крыс. Я заснул.
Глава XI. Я вступаю в товарищество с Рипстоном и Моульди
Я еще спал крепким сном, когда «подушка» вывернулась из-под меня и моя голова ударилась о дно телеги. Я протер глаза и заметил, что Моульди уже встал. Кругом было полутемно, мне казалось, что полицейский осветил нас фонарем всего минут пять тому назад. Я чувствовал себя усталым и измученным, как будто совсем не спал, и потому опять свернулся в углу, подложив себе руку под голову.
– Чего же ты, Смитфилд! – закричал Рипстон, – поворачивайся! Разве ты намерен целый день сидеть здесь?
– Да теперь еще не день, – проворчал я, – какой же день, когда так темно!
