– Я люблю, чтобы мне было и тепло, и мягко спать! – я не мог сдержать слез.
– Ишь как! И то, и другое! – усмехнулся Моульди. – Ну, слушай, хочешь быть подушкой, так полезай сюда и не хнычь, нам плакс не нужно, напрасно мы взяли тебя с собой!
Я поспешил уверить Моульди, что плачу потому, что не могу удержаться от слез, но что я готов быть подушкой, если он мне покажет, как это делается.
– Тут нечего показывать, – ответил Моульди, смягчившись, – подушка тот, кто ложится вниз, так что другие кладут на него голову. Ему от них тепло, а им мягко, это и просто, и удобно.
– Ну, прочь с дороги! Я буду подушкой, – воскликнул Рипстон и лег в одном конце фургона. – Ложитесь на меня.
– Ложись, как я, Смитфилд, – сказал Моульди, укладываясь спать.
Но подражать его примеру было довольно трудно: он захватил для себя все туловище Рипстона, а мне предоставил одни ноги. Роптать было бесполезно, и я постарался устроиться кое-как.
– Ты хочешь спать, Рип? – спросил Моульди после нескольких минут молчания.
– Хочу. А ты?
– Я никогда не могу спать после таких сражений. Представь себе, что на твой корабль наскакивает трое разбойников, а на тебе всего рубашка, панталоны да два ножа, и никакого другого оружия!
– Да, славные штуки представляют на Шордичском театре! – проговорил Рипстон сонным голосом.
– Прощай!
– Прощай!
Опять наступило молчание, и опять Моульди прервал его:
– Ты спишь, Рип? Рип, слышишь, спишь?
– Ну, уж другой раз не заманишь меня в подушки, коли будешь этак болтать, – сердито отозвался Рип-стон. – Чего тебе надо?
– Странный ты человек! Ты не любишь лежать и разговаривать о том, что видел!
– Ты меня разбудил из-за этакой глупости?
– Я хотел только спросить, как ты думаешь, разбойники бросили в колодец настоящее тело?
– Конечно. Я видел руку сквозь дырку в мешке, – насмешливо ответил Рипстон.
– И ты думаешь, там был настоящий глубокий колодец?
– Еще бы, конечно.
– А я не слышал, как плеснула вода, – настаивал Моульди.
– Ты плохо слушал. Колодец-то ведь глубокий, сразу не услышишь, а я услышал уж минуты через три.
Моульди замолчал, но он дышал очень тяжело. Видно, что ему хотелось поговорить. Он попробовал покликать Рипстона, но тот вместо всякого ответа громко захрапел; он позвал меня, но мне не хотелось разговаривать, и я притворился спящим.
На самом деле мне не спалось. Прижавшись мокрой от слез щекой к коленям Рипстона, я думал о своем прошлом и о том, что ожидает меня в будущем. Лучше бы я выдержал потасовку миссис Бёрк! Лучше бы я вернулся домой, когда Джерри Пеп схватил меня! Отец отстегал бы меня ремнем, но теперь все было бы уже кончено, я лежал бы в теплой постели и баюкал бы маленькую Полли. Конечно, боль от побоев еще не прошла бы, но в эту минуту я готов был вынести всякое мучение, только бы меня перенесли в Фрайнгпенский переулок, в дом № 19, и простили мне все мои прегрешения.
