— Простите, вмешалась в разговор графиня Светленова. — Вы помните историю с сеновалом? Как прикольно мы с Вами общались? Особенно, когда перерывы случались. А я Вам напомню. Когда один из нас двоих (неважно, кто именно, Вы или я) прерывался на долго ли, коротко ли, другой начинал, типа, шило в некоторых частях тела чувствовать. И назад на базар затаскивать. И это был чисто виртуальный роман с признаниями и разоблачениями. Последний раз, например, когда я на пару месяцев занялась летней сессией, Вы попытались сделать со мной в личке в стиле аля эпистолярный жанр. А перед тем — Вы при невыясненных обстоятельствах на дно ушли… ну и я при всеобщем скоплении народа во всех стилях бесконечными строфами обратно зазывала, и всё‑таки, в конце концов, вытащила вас на свет божий. А ещё раньше, стоило мне отвернуться на пару дней, как тут же лорд Камингстоун принимался верещать: «Свеееетлаааада! Выньте меня… из‑под двух юных гречанок! Не могуууу больше!!!»…
«Блин! — Мысленно воскликнул я. — Это же она! Как я сразу не узнал?! Девушка, ведущая поразительного радио!!!».
— Ну и совсем уж давно — чуть не год назад, — продолжала графиня. — Случился с Вами подозрительный «духовный кризис». С длительным отсутствием. Так что я в ваш адрес чуть не цитировала сильно повлиявшего на меня в своё время Ф. О. Бриля.
«Что за имя такое: Светлада? Надо будет в справочниках посмотреть», — Подумал я. Подошла Засиль, сменила блюда и всё так же молча удалилась.
— Замечательно! — Сказал моряк, — Респект!
— А напрягаться зачем? Это паразитное напряжение. От него один остеохондроз развивается. — Заценила графиня Светленова, старательно что‑то записывая в грязно‑бурого цвета тетрадку.
— Пытался ли я когда‑нибудь к себе придираться по детски? Всю жизнь ковыряюсь, до сих пор не могу сказать, где пролегла граница между детством и взрослостью. — Задумчиво сказал седой. — Вам не надо — Вы и не спрашивайте, кто неволит??? А мне всё хочется понять за оставшееся до смерти время, по возможности, разумеется.
— А зачем? А что такое понять? А сколько до смерти осталось? А что после смерти? А что такое смерть? А зачем смерть? А зачем понять именно до смерти? А зачем всё? А что такое всё? Вот если вы хоть это поймёте до смерти, не станете ли вы Буддой? или каким‑нибудь очередным миссией? — Прохрипел прокуренным голосом моряк, пытаясь вытащить из кармана брюк застрявшую там трубку.
— Из всей этой лихорадочной цепочки мне больше всего нравится вопрос «а что такое „всё“?» — Сообщила графиня Светленова, пряча записи в сумочку явно из крокодиловой кожи, покоящуюся на её коленях.
