— Устойчиво наблюдаю нежелание какого‑либо самоанализа в данном направлении, а наоборот — голову в песок. Но под ногами‑то, как известно, бетон! — Сказал седой, наполняя свою рюмку.
— Я то, конечно, сам дурак и баобабов в своём глазу не вижу, так что мои замечания, боюсь, покатятся по бетону. — Немного раздражённо сообщил моряк.
— Как писал Козьма Прутков: «Бросая камешки вводу, смотри на круги, от них расходящиеся, чтобы это не было пустою забавою». Если не один к одному, то близко к тексту. — Процитировал седой.
— А смысл жизни не иначе как производная от идейности?.. — Спросил граф заговорщиским шёпотом.
Тут лохматый субъектподнял голову, посмотрел на сидящего перед ним седого и, резко выпрямившись, принялся вертеть головой, кого‑то выискивая. Наконец его взгляд упёрся в графиню Светленову.
— Вы, мадам, — произнёс он ясным, совершенно трезвым голосом, — ещё ответите за свои злодеяния.
— Что вы такое говорите? — Воскликнул ошарашенный граф.
— Хмель из башки лезет. — Прокомментировала девушка.
— Господин Ладожский, может вам проветриться пора? — Поинтересовался моряк.
Лохматый, не меняя позы, вывернул глаза, чуть ли не наизнанку. Несколько секунд смотрел на моряка, после чего вернул глаза в прежнее положение, уставившись на графиню.
— Мне доподлинно известно, куда подевался наш кот учёный. — Сказал он, не меняя выражения лица, не дрогнув голосом.
— Вот‑те раз! — оживился граф. — И куда же?
— Графиня Светленова убила его. Ошкурила, и теперь каждый вечер в преосвященском дворце появляется кот, точная копия исчезнувшего учёного кота. Он называет себя Мавриком и разговаривает голосом нашей хозяйки чайной избы.
— С чего вы это взяли? — Спросил вконец обалдевший седой.
— Я художник или кто, по‑вашему?! — Воскликнул господин Ладожский.
— Художник, художник. Только успокойтесь. — Поспешно согласился седой, подхватив бутылку коньяка и наливая в опустевшую рюмку лохматому.
Странный субъект принял стопочку, посмотрел сквозь жидкость на свет и единым махом осушил её. Глаза его тут же осоловели.
— Господа, разрешите выразить вам своё почтение… — Еле шевеля языком, произнёс он.
Тут к моему столику подошла хозяйка домашней кухни.
— Добрый день. — Поздоровалась она. — Как дела? Как Ваша командировка?
— Иска Нюмовна, откуда Вы всё знаете? Я ещё не успел прилететь, а Вам уже доподлинно известно где я и с кем я.
— Вы сегодня не вежливы. Не поздоровались с больной старушкой.
— Вы‑то?! Больная?!
— Да. Я. Старая, больная женщина.
