Свежий зоревой ветер исподволь набирал силу. Светлый, почти белесый луч маячного прожектора, полосовавший еще недавно зеркально-гладкую поверхность моря, подпрыгивал, словно на выбоинах, – зарождалась большая зыбь. Сейнер уже покачивался в дальнем углу горизонта, подрагивал, словно фигурка в тире, и вот-вот готов был перевалить за край, уйти из поля зрения Кати. Почему в этой жизни все наперекосяк и навыворот? Почему? Да в том числе и потому, что все крепки задним умом. Вот, например, ей, Кате, зачем было выходить замуж в семнадцать лет, и самое главное – зачем было выходить за нелюбимого? Зачем родить от него Сережку? Слава богу, что сын похож на нее, а если бы на него… страшно подумать!
Она вспомнила, как бывший муж обычно кричал из другой комнаты сыну: «Ты, фуфло, иди сюда!» Мальчик не любил отца: чувствовал отношение матери. Однажды, когда он шлепнул Сережу, а она заступилась, муж замахнулся на Катю. Сережа тут же укусил его за ногу – решительно, зло, как настоящий звереныш. Как она хохотала! Хохотала до истерики.
Что ее прельстило, что вынудило выйти за него замуж? Жажда самостоятельности?
Самостоятельность у нее была и без того – ни отец, ни мать не докучали ей своими заботами.
Жажда своего дома, своей семьи?
Возможно. Во всяком случае, ей нравилось, что он старше ее на семь лет, нравилось, что получил назначение и они уедут далеко-далеко. Наверное, вот этого ей и хотелось больше всего – уехать далеко-далеко…
Все так и было. Вернее, почти так. А если уж рассудить по существу и с предельной искренностью, то главной причиной ее скоропалительного замужества (на десятый день после знакомства) была смерть Бабули.
В ту последнюю интернатскую весну, в вербное воскресенье, когда вся земля вокруг молодо сквозила в зеленой дымке первых листочков, Вера Георгиевна Радченко умерла. Умерла легко, в одночасье, от сердечного приступа, только успела сказать: «Мою швейную машинку отдайте Кате». Волю умершей никто не оспаривал, все знали, что Катя замечательная мастерица, почти такая же, как была и сама Бабуля.
Будучи врачом интерната, Вера Георгиевна вела драматический кружок и кружок кройки и шитья – то и другое, разумеется, бесплатно. И в том, и в другом кружке она держала только преданных делу и безжалостно изгоняла тех, кто лишь маялся от скуки. «Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на равнодушных лентяев и лентяек, – с жесткой привычкой хирурга к оздоровляющим отсекновениям говорила она нерадивым, – уходите, мне не нужны сонные мухи!»
