Все-таки Георгий настоял на чае.
– Я тебе заварю крепенького, – видя, как посоловели у нее глаза, ласково сказал Георгий, – а то сейчас Лялька придет.
– Пускай не приходит, изменница, – усмехнулась Надежда Михайловна, и было не совсем понятно – в шутку она это или всерьез. – Ты для них хороший, а я плохая, – грустно добавила она, смахивая набежавшую слезинку.
– Ну что ты, Надь… – Георгий подошел к ней, прижал к себе ее голову. – А шубка замечательная, примерь-ка еще разок!
– Да ладно…
– Примерь, примерь. – Он силой поднял жену с табурета и, подталкивая в спину, отправил в гостиную, туда, где лежала на софе шубка.
Заставляя себя не думать о том, как подошла бы эта шубка Кате, Георгий еще раз полюбовался женой, еще раз сказал о том, что новая шубка ей к лицу и что теперь хорошо бы достать такую же шапку.
– Обязательно найду! – пообещал он в искреннем порыве мужней заботы.
За чаем поговорили о матери Георгия, решили, что ее нужно навещать почаще всей семьей.
– Это я виновата, все-таки мне нужно было уступить, ты прости меня, Жора, – подразумевая свои отношения со свекровью, горячо сказала Надежда Михайловна.
– Ну что ты, это я виноват, – миролюбиво возразил он, – это мне сразу нужно было поставить все на свои места.
Одним словом, порешили на том, что мать у Георгия одна, и надо бы приучать к ней внучек, и вообще не злобиться друг на друга, не накапливать мелочные обиды, а помогать друг другу жить-поживать на белом свете, – «ведь один раз живем, и не до трехсот лет»…
Ночью Надежда Михайловна целовала Георгия отвыкшими от ласк жесткими губами и говорила, как она ему благодарна не только за шубку, но и вообще за всю прошедшую жизнь, какой он добрый, благородный, замечательный и какая она озабоченная, вздорная, порой излишне суровая с детьми, «хотя им и нельзя давать садиться на голову». Слушая все это, Георгий, как сказала бы сама Надежда Михайловна, никак не мог взять в толк «существо вопроса», не мог объяснить вдруг происшедший слом в характере его неколебимой прежде жены.
Потом он вспомнил о холодильнике, не финском «Розенлефе», что стоял на их нынешней кухне, а о маленьком «Севере», работавшем на жидком аммиаке. Тогда они снимали квартиру у порта, вернее – комнатушку с отдельным входом.
Надежда Михайловна сразу же и наотрез отказалась жить у свекрови, убежденно говоря, что настоящую семью можно создать только в том случае, когда молодожены живут отдельно от родителей. Ирочка родилась на редкость беспокойная, кричала как резаная ночи напролет, а они ходили, одурманенные постоянным недосыпанием, и уже начали злобиться друг на друга, по пустякам повышать голос, раздражаться ни с того ни с сего; уже казалось, что разрыв неминуем, близок… Вот тут-то и купили холодильник «Север» – это была их первая крупная покупка, настолько крупная, что чуть ли не месяц они сидели на макаронах и кашах на постном масле. Зато холодильник внес в их молодую жизнь заметное потепление, они вдруг сплотились воедино, и кризис миновал как-то сам собой – вскоре Георгия повысили по службе и дали ему хотя и совсем крохотную (одиннадцать квадратных метров), но зато свою комнату. А теперь, на новом витке их жизни, они сплотились при покупке лисьей шубы…
