Георгий захмелел до того приятного состояния, когда весь мир представляется в радужном тумане, когда чуть деревенеют скулы и жизнь начинает бежать минута за минутой почти физически ощутимо, радостно звеня, как ручеек в мартовском перелеске, когда сердце наполняется бодростью и ясновидением, когда, для того чтобы представить целое, вполне достаточно частностей и картины вырисовываются в сознании одна красочнее другой. Посторонний человек мало бы что понял из рассказа бабы Миши, а Георгий представлял все это ясно, как будто был той кровавой черной осенью рядом…
…Пушки били прямой наводкой, и не было времени сменить позиции – немец не давал передышки, и была его чертова прорва, и уже достигал батареи огонь вражеских автоматчиков, что обходили слева красным осинником. Но казалось, еще минута, еще пятнадцать-двадцать выстрелов из их родненькой пушечки – и фриц захлебнется, откатится… еще минута… еще пятнадцать-двадцать залпов беглого огня… еще… вдруг что-то лопнуло в голове и стало темно и тихо… Когда очнулся, сразу же почувствовал полную глухоту, в голове что-то беззвучно хрустело, ухо показалось таким большим, что и не возьмешь его рукой и не поймешь, где ухо, где кусок дерева… и в одуряющей тишине смотрела с небес прямо в глаза колкая зеленая звездочка – одинокая, мирная… Медленно, пядь за пядью, ощупал себя с головы до ног – вроде все цело. Значит, контузило. Приподнялся на локтях: лежат в темноте ребята, а немцев не видно – позабирали своих, гады! Две пушки вроде целые, а третья уткнулась стволом в землю, – наверно, проехал по ней немец. Встал. Огляделся по сторонам уже более широким, разумным взглядом – тихо и никаких признаков живого. Неужели поубивало всех? Подошел, пощупал каждого – уже холодные. Наверно, часов пять пролежал он без памяти.
Прошел в балку, где прятали они лошадей, – оказалось, и те побитые, пострелянные на привязи: видать, повеселился какой-то немчик. Снял с каурой хомут и сбрую, принес, приладил к целой пушке. Подсчитал снаряды – их оказалось тридцать один. Один загнал в казенник – вооружился для порядка, – остальные оставил про запас, уложил в подрессорный передок, что входил в комплект орудия и служил передним ходом его лафета. Словно во сне, надел на шею хомут и попер пушку по колее немецкого танка, по сломанным деревцам перелеска – в надежде, что скоро отложит уши и тогда по гулу канонады он сможет сориентироваться, где линия фронта, куда ему двигать дальше…
