Николаев послал Старицкого и Бакешина обойти высотку, посмотреть, не попадутся ли дороги или лыжные следы к аэродрому.
Посланцы вернулись примерно через час; ни на высоте, ни поблизости люди не ходили и не ездили, снег лежал нетронутый.
Ночь прокоротали в снегу, дозоры ни разу не потревожили спящих.
Утром Николаев отобрал две группы и велел им отыскать места, с которых можно скрытно следить за аэродромом.
Младшему лейтенанту Синцову с тремя разведчиками — Богдановым, Замятиным и Ивановым — он велел пройти к северо-востоку километра на два, поглядеть, каковы подходы и каков обзор.
Другая группа натянув маскхалаты, налегке, только с оружием, пошла по склону сопки, а потом лощиной посмотреть, насколько близко расположен аэродром.
Федору Шелавину становилось все хуже и хуже. Он почти не мог сидеть. Разостлали меховые куртки, уложили, укрыли. Но Федор вскоре попросил поднять его, лежать и сидеть оказалось еще больнее.
Стало ясно: идти он больше не сможет. Из лыж связали волокушу, протянули постромки, чтобы в них могли впрячься двое лыжников. На волокушу приспособили меховую подстилку. Подготовились везти заболевшего.
Прошел час, второй, третий… От людей, посланных в дозор, не поступало никаких сигналов, хотя было условлено, что, если возникнут сложности, они дадут красную ракету.
После полудня в районе, где располагался аэродром, послышалась стрельба. На малой высоте пролетел над разведчиками самолет. По приказу Николаева стали готовиться к отходу: разобрали оружие и имущество, уложили Шелавина на лыжи-волокушу. Каждый залег на отведенной ему позиции, изготовившись поддерживать своих и отразить нападение.
Младшего лейтенанта Синцова с семеркой разведчиков Николаев снова послал к северному склону сопки, велел поддержать разведчиков, если они будут прорываться силой.
Синцов вернулся минут через сорок, доложил, что видел вражеских солдат с собаками, но катились они на лыжах без остановок, не стреляли. Из-за сопки, откуда можно было ожидать наблюдателей, никто не появлялся, стрельба идет будто бы намного левее.
Командир отряда Фрол Николаев молча вслушивался в тревожный разговор своих людей. Перешептывались, высказывали предположения, но все надеялись на благополучный исход.
«Какой народ! — думал Николаев. — В тяжелую минуту лучше, чем за месяцы и годы, узнаешь, чем живет и дышит подчиненный тебе человек. С такими можно горы свернуть! С ними можно воевать!»
Больше половины группы Николаев выставил в дозоры, остальным приказал отдыхать, готовясь к смене часовых.
