Смерть Анакреона | страница 35

Утро такое же, как тогда. Солнечный диск, пожалуй, немного выше, разместился меж светло-серыми облаками, которые надвигаются с юга и постепенно закрывают вид на стремительный бег сопок. Желтое пламя перед солнечным диском, пожалуй, немного сильнее, и движение облаков более бурное, когда они устремляются ввысь. Тот же самый светло-серый жемчужный фьорд. Ветер, как всегда, играет с пожухлой мертвой листвой на деревьях в городе. Отныне все замкнуто, нет далей, нет перспективы, нет вечности. Уныние и грусть копились в городе. Норвегия пребывала в страдании, особенном, привычном страдании. Царило зимнее настроение.

Дагни Лино стояла на балконе и наблюдала за тем, что происходило над фьордом и городом, и всей своей душой была там. Ах, как она мечтала об этом городе в годы своей вынужденной ссылки — незабываемые пять лет! Истосковалась по городу чуть не до умопомрачения! Страшные годы в царстве смерти. Она вспомнила, как однажды, теперь уже лет семь тому назад, тетя Каролине сказала ей, когда они в осенний день прогуливались по саду: «Твое непомерное увлечение природой может навредить тебе».

Так оно и случилось, хотя она сама однажды сказала, что человек никогда не может быть несчастливым, пока существует природа. Она явно переоценила свое преклонение перед природой.

Когда она с дядей Вильгельмом приехала в Берлин и узнала, что у нее не в порядке с легкими и что она должна ехать в Швейцарию, она отнеслась к этому удивительно спокойно. Особой радости она в жизни не видела, была равнодушна и пассивна. Она привыкла считать, что она, вероятно, страдает меланхолией, поэтому, когда она лежала в санатории, она сказала себе, что если судьба ранит человека таким образом, значит, в этом есть некая неотвратимость, разумность в том, что болезнь коснулась именно ее. Неприятно, да, но… Она несла этот крест не ропща, пока хватало сил.

Эти мысли, это ощущение собственной незначительности помогли ей выстоять в борьбе с болезнью, да, тогда, когда еще были силы нести бремя грядущих дней…

Удивительно это чувствование природы, оно, словно мерило человеческой силы, и позже, как бы она ни страдала в холодных снежных просторах Швейцарии или под зимним небом в Норвегии, оно помогало ей. Ужасно неприятно, конечно, стоять одиноко со своими невыразимыми муками и взирать на этот ландшафт мироздания — вечный, неизменный, огромный, безразличный или приветливый весной, но не замечающий, как бы игнорирующий тебя.