Мы быстро вскочили. В то время мы спали не раздеваясь, даже не снимая сапог. Спустя несколько секунд мы с Мухамедом были уже у орудия, сбросили с него маскировку. Прозвучали слова команды. Коля Усиченко вращал ручку механизмов: дрогнул и наклонился ствол орудия. Звонко щелкнул замок.
— Готово! — доложил сержант Сорокин.
Держа в руках холодный снаряд, я стоял рядом с Грицко Панасюком возле станины орудия. Такую же картину можно было наблюдать и в других расчетах. Наводчики с нетерпением ждали короткой команды: «По фашистам!..»
Итак, той ночью снова не пришлось спать.
Да, это был 1942 год, год, когда враг уже испытал на себе силу наших ударов. Гитлеровцы спешили… Последняя зима многому их научила, особенно под Москвой. Для немецких солдат закончились те времена, когда они ложились вечером спать, чтобы утром, после завтрака, продолжать преследование отступающих войск противника.
Так было в период сентябрьской кампании 1939 года, а семь месяцев спустя — в Голландии, Бельгии и Люксембурге, а затем — во Франции. В апреле 1941 года так могли действовать гитлеровские войска в Югославии и Греции, но не на советской земле.
А летом 1942 года по ночам шли бои. Теперешний был одним из многих.
В небо взлетали ракеты. Стало светло как днем. Огненные взрывы снарядов взметали вверх черные фонтаны земли. Грохот орудий и крики людей нарушили тишину ночи. Однако над всем этим доминировал монотонный глухой гул. Казалось, где-то работает гигантская невидимая машина. Степь перед нами была окутана легкой серой дымкой. С севера доносился нарастающий рокот моторов грузовиков или бронетранспортеров.
Танки противника появились неожиданно. Их низкие темные силуэты вынырнули из начавшего уже редеть тумана. Я насчитал четыре. А что скрывалось за стальными чудовищами, пока не было видно. Откуда они взялись? Но времени на разгадку не было. Я понял, что командир батареи принял единственно верное в этой обстановке решение: принять бой с противником, остановить его, дать возможность беженцам покинуть станицу, а пехоте — либо подготовиться к бою, либо отойти.
Установив орудия для стрельбы прямой наводкой, мы в напряжении ждали команды: «Батарея! Прямой наводкой, бронебойным!..» Мы не жалели снарядов: перед нами был враг. Снаряд за снарядом — за сожженные села, за погибших товарищей, женщин, детей, за бессонные ночи, за горечь отступлений… Наконец-то мы повернулись к противнику не спиной, а грудью. Нам хотелось, чтобы таких минут и таких встреч было как можно больше. Как же ждал их каждый солдат! Ибо то, что мы пережили во время последних дней отступления, не давало покоя, как гноящаяся рана. Как же жаждал каждый из нас отплатить фашистам за все и за всех! И вот такая возможность наконец-то представилась…
