– Почему ты говоришь о ходе времени? – спросил папа. – Ты прочла об этом в старых книгах?
– Я прочла это в трудах Торквата.
– Я знаю труды Торквата, – покачал папа головой. – Их не очень много сохранилось, но я их знаю. Их все можно перечислить на пальцах одной руки. В каком именно ты прочла о ходе времени?
– В «Эпилегемонах», в «Дополнениях», – открыто ответила Амансульта. – Вы можете не знать этого труда, он возвращен из небытия совсем недавно. Очень долгое время этот труд хранился в некоем тайнике. Торкват самым чудесным образом угадывает в нем ход времени, говорит не только о прошлом, но и о будущем. Всегда творя в одиночестве, одиноко сияя и возвышенно над миром варварства и упадка, Торкват видел будущее мира, и оно никогда не казалось ему жалким. В «Эпилегемонах» путем многих размышлений Торкват пришел к мысли, что в человеческом мире за эпохой упадка всегда следует взлет. Уходит античная простота, мир затопляют волны варварства, но самым чудесным образом Торкват предвидит, что ничто никогда не кончается. Цветущие города Вавилонии разрушаются, их покрывает пыль вечности, но ход времени не остановим и в самых ужасных и диких пустынях рано или поздно вновь вырастут города. Всегда и везде одна эпоха переходит в другую, и так повторяется бессчетное число раз. При этом каждая эпоха противоположна ей предшествовавшей. Торкват подобрал ключ к вечности. На гербе нашего рода изображен ключ, – негромко напомнила Амансульта. – Утопая в варварстве, Торкват явственно разглядел из тьмы своих дней далекое будущее. Он понял, что все в этом мире повторяется. Сегодня творит Гомер, а завтра приходит варвар. А потом снова творит Гомер, и снова приходит варвар. Гомер творил за тысячу лет до Торквата, – смиренно добавила Амансульта, – и Иисус тоже говорит о тысячелетнем царстве. Разве такое не стоит особых раздумий?
С все возрастающей печалью, но уже и с некоторым гневом, тщательно скрываемым, папа всматривался в светлые глаза Амансульты. «А церковь? – спросил он. – Разве Святая римская церковь сама по себе не возвышается, как вечная скала, над ходом времени? Разве Святая римская церковь не сильна благодатью, столь щедро разливаемой ею в мир?» Амансульта непонятно улыбнулась: «Червь сомнения никогда не умирает, а огонь разума никогда не гаснет». И папа вздохнул. Амансульта цитировала его собственные труды.
– Ты считаешь, – спросил понтифик, чуть наклонив голову. – Ты считаешь, что вся христианская эпоха от падения язычества и до наших дней, все это было только эпохой варварства? Ты считаешь, что некие знания, сохраненные в мрачных пещерах и катакомбах, могут пролить какой-то яркий свет на мир, уже осиянный благодатью господней? Ты действительно считаешь, что все, что было до нас, всего лишь эпоха варварства?
