– Ни в коем случае,– согласился Марсель.
– Сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз слушал рассказ о сражении при Красном?
– Месяца два.
– Месяца два? Превосходно! Срок вполне приличный, дядюшка не будет возражать. Завтра отправлюсь к нему и попрошу, чтобы он рассказал мне о сражении при Красном. Это даст нам пять франков. Верных.
– А я пойду к старику Медичи и продам ему «Развалины замка». Это тоже даст пять франков. Если я успею приделать еще две-три башенки и мельницу,– может быть, получится даже десять франков. Тогда дело в шляпе.
Друзья уснули, и им грезилось, будто принцесса Бельджойозо просит их перенести прием на другой день – иначе они переманят к себе всех ее гостей!
Марсель встал спозаранку, взял холст и ревностно принялся за сооружение «Развалин замка». Этот сюжет ему заказал антиквар с площади Карузель. А Родольф тем временем отправился проведать дядюшку Монетти, коньком которого был рассказ об отступлении из России. Раз пять-шесть в год, очутившись на мели, Родольф за известное вознаграждение соглашался выслушивать рассказы о его походах, ветеран-печник не скупился, если его повествование вызывало у слушателя пылкий восторг.
Часа в два Марсель, понурив голову, с холстом под мышкой, проходил по площади Карузель и тут повстречал Родольфа, который возвращался от дяди. Вид Родольфа не предвещал ничего хорошего.
– Ну, как,– спросил Марсель,– удалось?
– Нет, дядюшка уехал в Версальский музей. А у тебя?
– Скотина Медичи больше не желает «Развалин замка», подавай ему «Осаду Танжера».
– Если мы не устроим вечера – репутация наша погибла! – промолвил Родольф.– Что подумает наш друг, влиятельный критик, если из-за меня ему придется попусту надеть белый галстук и желтые перчатки!
И они вернулись в мастерскую в неописуемом волнении.
В это время у соседа часы пробили четыре.
– У нас остается всего только три часа,– заметил Родольф.
– Постой! – воскликнул Марсель, подходя к приятелю.– А ты уверен, вполне уверен, что у нас тут не осталось ни гроша? Уверен?
– Хоть шаром покати! Да и откуда бы взяться остаткам?
– А все-таки надо поискать под кроватью… в креслах… Говорят, во времена Робеспьера эмигранты прятали деньги куда попало. Почем знать? Быть может, наше кресло принадлежало какому-нибудь эмигранту. Вдобавок оно такое жесткое, что у меня не раз мелькала мысль: нет ли там металла… Давай вскроем его.
– Ну, это уж похоже на водевиль,– возразил Родольф с какой-то снисходительной строгостью.
