Хабибуллин перевел дух.
— Степан Афанасьевич нигде не работал, писал рассказы, но не печатался. Представления не имею, на какие средства он существовал последние годы, вероятно, попрошайничал. Я помогал, конечно, как мог… Между нами говоря, стал настоящим отбросом общества: борода, грязные шмотки, немытый.
— Когда он мне принес свои рукописи, выглядел он не так уж и плохо, — солидно вставил Полежаев. — Другое дело, что мы его не напечатали — не наш профиль. Но, помнится, мы с ним даже посидели в ресторанчике, и он порывался расплатиться… Если я ничего не путаю.
— Возможно, и порывался. Возможно, и не путаете. Его скольжение вниз началось как раз вскоре после этого визита. Он мне про него, помнится, рассказывал. Это была его единственная попытка опубликоваться. Он даже выбрал себе псевдоним: «Сверло».
— Да, кстати… — Полежаев положил тетрадку с попугаем на краешек стола. — Вот, отыскали. Здесь несколько рассказов. Гм, «Сверло»… Неплохо!
— Спасибо! — Хабибуллин завладел тетрадкой и начал ее листать. — Похоже, кроме этих сочинений в голове Степы ничего и не было. Последнее время бедняга практически не выходил из квартиры. Интересно будет почитать.
Хабибуллин с любовью разогнул заломившийся уголок тетрадного листа.
— Однако же меня чуть не изнасиловал, — неожиданно встряла Вилена Николаевна. — Пришел как-то раз за утюгом, может, повод просто, а может быть, как раз к вам собирался… — говорившая кивнула в сторону Полежаева, — так я его, пардон, едва сумела выставить. Слово за слово… Ну, вы знаете, как это бывает. Пельменей два килограмма съел. Я по душевной наивности… Поджидал меня за каждым углом. Из дома невозможно выйти. Ужас! А у меня социальная жизнь богатая, сорри за хвастовство. Хотя и одна живу. Вообще, странно все это.
— Гм, сделаю вам признание, госпожа Скворцова, мой пациент любил вас!
— Любил? Меня? Ха! Так мы же почти не были знакомы! Так, пару раз в лифте вместе спускались, ну может быть, в «Копеечке» пересеклись.
— Как я вам сказал, у Степана был очень ограниченный круг знакомых. Очень. Поэтому неудивительно, что столь… видная соседка заняла особое место в его воспаленном сознании. А вас, Геннадий Сергеевич, он почитал как друга, хотя вы с ним и виделись-то всего…
— Два раза, — на секунду задумавшись, помог Полежаев.
— Ну а я для Степана был и вовсе не одушевленным человеком, а лишь составной частью его болезни, как бы докучливым предметом, с которым приходится считаться… Одним словом, как вы только что заметили, Степан Афанасьевич явился невольным организатором пожара, сжигая свои рукописи. Случилось это три месяца назад. Пытаясь спастись, он вылез на подоконник, уцепился за водосточную трубу. Труба не выдержала и увлекла его вниз, переломилась через балкон квартиры этажом ниже, и Степан Афанасьевич влетел в кухню гражданина Упакова. Упаков этот, как выяснилось впоследствии, оказался известным по всей России хакером по кличке Паук Степан Афанасьевич угодил головой в емкость с жидким азотом. Паук как раз готовился к эксперименту с «разгоном» Pentium 4. Не буду тратить время на объяснения, хотя и провел несколько часов в Интернете, пытаясь разобраться, что это за эксперименты такие и с чем эти «разгоны» процессоров едят.
