В этот день Буров отменил летучку, не стал читать передачи и даже подписывать бухгалтерские отчеты. Вместе с Лидией Константиновной Ткаченко он закрылся в своем просторном кабинете и начал готовиться к предстоящему собранию.
По мнению их обоих, за время работы Широкова накопилось много фактов, которые невыгодно характеризовали его. Дружба с легкомысленным малоавторитетным звукооператором Ясновым. Непочтительное обхождение с профессором Сперанским. Подозрительные встречи во время рабочего дня с опустившейся женщиной и стремление протащить очерк о ней. Наплевательское отношение к распоряжениям председателя и, наконец, неблаговидная связь с бывшим диктором Жизневой. Этого, как казалось Бурову и Ткаченко, было вполне достаточно для того, чтобы Широков стал предметом обсуждения на собрании.
Лидия Константиновна уже написала проект постановления. С ним знакомился теперь Буров, недовольно покачивая головой.
— По-моему, слабовато, — сказал он, уставив на Ткаченко тяжелый взгляд своих неподвижных глаз. — Мы — руководители, и нам положено решать вопросы обстоятельно. Не кажется ли вам целесообразным побеседовать с рядом товарищей и внести, так сказать, конкретность?
— Это только на пользу, — поспешно согласилась Ткаченко.
— В таком случае начнем с Розы Ивановны. — Буров потянулся к стене и большим, неестественно загнутым пальцем вдавил кнопку звонка.
— Розы Ивановны сейчас нет, — предупреждающе зашептала Ткаченко. — Я попросила ее сходить к соседям Жизнёвой. Нам еще кое-что не ясно.
Лидия Константиновна беспокоилась о том, что собрание созывалось слишком поспешно. Она сказала об этом Бурову, но ему казалось, что все складывалось хорошо. Он уже договорился с Маргаритой Витальевной Бессоновой, которая работала теперь инструктором обкома. Она обещала быть. Кстати, Хмелев находился в командировке. Иначе могли возникнуть лишние споры.
