Наговорив в крошечный микрофон несколько фраз, Андрей перемотал пленку и наклонился к наушнику. Как запоздавшее эхо, услышал он те же самые слова, произнесенные далеким незнакомым голосом. Теперь уверенность в том, что вместе с ним будет не безмолвный, а живой безотказный друг — укрепилась, а с этой уверенностью было куда веселее идти по далеким дорогам, говорить с людьми, добывать интересный материал.
Время до поезда еще оставалось, Андрей позвонил на станцию, заказал билет до Северогорска и задумался. Ощущение потери, вызванное отъездом Татьяны Васильевны, ни на один день не покидало его. К Андрею никак не могли вернуться то равновесие, те твердость духа и жизнерадостность, которые он ощущал, когда она была рядом, в этом городе. И чем больше отдалялся день ее отъезда, тем явственнее понимал он, что потерял близкого человека и остался теперь совсем один.
В фойе вошла Александра Павловна. На ней был длинный стеганый жакет, голова повязана пуховым платком. Она собралась уходить, но, увидев Широкова, который задумчиво сидел у окна, остановилась.
— Вы, кажется, сегодня уезжаете?
— Да, в час двадцать.
— И далеко?
— В Лесоозерск, Александра Павловна. В Лесоозерск, куда давно мечтал добраться.
— Чем объяснить в таком случае ваш мрачный вид?
— Дурные предчувствия, — попытался отшутиться Андрей, но ни шутки, ни улыбки не получилось — губы неестественно расползлись, а в углах широкого упрямого рта небольшие вертикальные черточки выдавали невеселое расположение духа.
— Чепуха! — сказала Александра Павловна. — В предчувствия мы с вами не верим. И вообще, что касается предчувствий и примет, — запомните оптимистическую поговорку: «не верь в приметы плохие, верь в приметы хорошие!»
— Слыхал! — уже по-настоящему улыбнулся Широков. — Пользуюсь этой присказкой всякий раз, когда кошка перебегает дорогу.
— Ну все это ладно, — серьезно заговорила Кедрина. — Неужели вы не можете избавиться от дурного настроения после собрания?
Андрей ответил не сразу. О собрании он не думал и состояние, которое овладело им в последние дни, не было просто плохим настроением. Произошло нечто более существенное — изменилось его отношение к людям. На смену радушию и доверию пришла осторожность в оценке людей, появилась необходимость делить их на хороших и плохих, любить или ненавидеть. Неприязнь к Бурову, которую теперь он ни перед кем не скрывал, обострилась, стала осознанной. Она накладывала отпечаток на все, что делал Андрей, снижала его энергию и увлеченность в работе. Он никак не мог отрешиться от навязчивой мысли, что готовит передачи ради Бурова, а не для общего дела. Даже в эту интересную поездку он отправлялся без прежнего энтузиазма, который всегда рождало ожидание встреч с людьми, нетерпение увидеть новые места.
