– Да, я уж думал об этом, – заверил ее Яван. – Может и воспользуюсь когда-нибудь возможностью. Ну так стало быть…
– Мне не нужна вся Ладога, – сказала Эржбета. – Мне хотелось бы владеть лишь малой ее частью.
– Так.
– Игоревым Сторцем.
– Игоревым … позволь, позволь … Игорев Сторец! Бывшее владение Свена Борегаарда.
– Поражаюсь твоей осведомленности.
– Свен продал его шведскому конунгу когда-то.
– Не продал. Подарил. И тот присоединил его к ладожским владениям.
– Поскольку никто не хотел Сторец брать себе … кстати, почему?
– Очень трудное место.
– Точно, – вспомнил Яван. – Там ничего толком не растет. И ветры там такие, что каждую осень дубы с корнем вырывает. Странно, что они вообще там выросли, дубы эти. Вообще Ладога – противное место. Так зачем тебе Игорев Сторец?
– Я там провела детство, – сказала Эржбета будничным тоном.
– Не все детство.
– Нет. Часть детства.
– Не знал.
Они посмотрели друг на друга понимающе.
– Стало быть, – сказал он насмешливо, – захотелось пожить в родном краю…
– Не для себя стараюсь. Для дочери.
Подозрения вернулись к Явану.
– Да. Кстати, как она поживает? – спросил он.
– Не очень весело поживает. Всегда с чужими. Хочу ее забрать и жить с нею в Игоревом Сторце. Я там каждую тропинку знаю. Ей там будет интересно.
Еще подумав, Яван спросил, —
– Так чем же я могу тебе быть полезен?
– По смерти мужа, без дарственной, владение Ладогой отошло к прежней владелице.
– То есть к Ингегерд.
– Да. Ты вхож к князю. Замолви слово. Я могла бы устроить тяжбу вне зависимости от того, что сказано в брачном соглашении. Но мне не нужна вся Ладога. И если мне отдадут никому не нужный Игорев Сторец, я ни на что сверх того претендовать не стану.
Яван, размышляя, прошелся по помещению, остановившись нечаянно возле приоконного скаммеля и машинально взял в руки сверд. Рассеянно держа его в руках, он вернулся к столу и, будто только заметив, что держит в руках оружие, бросил его небрежно на стол.
– А почему ты решила, что я горю нетерпением тебе помочь? – спросил он.
– Потому что знаю тебя, как человека, способного на благородные поступки.
Вот и делай после этого добрые дела, подумал Яван. Освободили мы ее тогда от пиратов … в Константинополе … и стали ей обязаны на всю жизнь! И это не считая нашего с нею договора, о котором она до сих пор ни словом не обмолвилась.
– Просить за тебя я не буду, – сказал он. – В известность князя и Ингегерд поставить могу. Сообщу им о твоих несчастьях. А просить – не буду.
