— Я? — Клара медлительно-важно повернула голову к Наде и, блеснув стеклами очков в черной оправе, сказала веско: — Я сформулировала бы так: «Василий Пепел — представитель той части опустившихся на «дно» жизни людей, у которых еще не изжито стремление к лучшей форме существования».
— Боже! Как длинно и скучно! А ты, Анчер?
Анчером ребята звали Черемисина; он одну тетрадь свою подписал так: «Тетрадь по физике Ан. Чер…»; остальную часть фамилии он не дописал, а просто расчеркнулся, наставив завитушек; так и пошло: «Анчер», «Анчер»…
— Я бы, во-первых, — ответил он, — отбросил «безумную любовь к Наташе»; она тут вроде довеска, то есть ни к чему. Во-вторых, поухаживав за этой фразочкой, я бы остановился на такой редакции: «Васька Пепел желает жить иначе, но как — он не знает и потому тоскует».
— А я бы все оставила как есть! — сказала Надя своевольно. — У меня и полнее и… сердечней. «Редакция», «варианты»… Мало ухаживали, дорогой друг, и фразочка улыбнулась вам кислой улыбкой.
Рассерженная, она уткнулась в тетрадь и стала думать, как сделать злополучную фразу лучше.
Маргарита Михайловна ходила между рядами парт и оказывала помощь то тому, то другому десятикласснику, сумевшему забрести в такие стилистические дебри, откуда он без надежной руки поводыря выбраться уж никак не мог.
К Наде Грудцевой подлетела Лорианна Грацианская, то есть просто Лора, ало-беленькая, как первый снег на заре, остроносенькая девочка с предельно рыжими огненными волосами и с светло-карими, под цвет волос, глазами (вот куда ударила рыжина!), — подлетела и с упоением зашептала:
— Девочки! Посмотрите, — нечто бесподобное! — и показала несколько фотооткрыток киноартистов. — Редчайшие, уникальные снимочки! Ах, если бы вы знали, сколько затратила я трудов, такта, ловкости, чтобы приобрести их! Теперь у меня 56 штук кинозвезд. Чудесненько, да?
— Замечательно, только не трещи, пожалуйста, — ответила Надя, предварительно, конечно, оглядев уникальных киноартистов, и посоветовала: — Спрячь, а то Марго… И вообще — не мешай, займись стилистикой, это куда важней.
Анатолий Черемисин в это время старательно «ухаживал за фразой», вместившей три «которых» и два «чтобы». Ожесточенно ворочая длинными ногами, чтобы подыскать для них удобное положение, он ворчал:
— «Упражняться… Анализировать язык классиков…»
— Чем ты недоволен, квассик? — слегка передразнила его Надя (Анатолий, когда волновался, неясно выговаривал «л»).
— Надо и свое писать.
