– К сожалению, я не бог…
– Нет! Ты именно – бог, – сказал Гитлер, уловив кокетливые нотки в голосе собеседника. – У тебя миллионы рабов. У тебя золото инков. Ты воплотил самые безумные и сокровенные мечты человечества. Кецалькоатль обоих полушарий и гений без имени и лица.
– О’кей, – сказал Генрих. – Именно это слово я и хотел от тебя услышать.
– Ты должен найти мне новую копию, женщину, которую я мог бы назвать своей Мицей.
– И это все, что ты хочешь?
Генрих встал и вышел, оставив дверь открытой. Гитлер последовал за ним. В коридоре, где по стенам стекал маслянистый свет гелиевых ламп, Генрих сделал знак русскому юноше с огнетушителем, и тот распахнул тяжелую дверь.
– Я могу предложить тебе гораздо большее, – объявил Генрих, протянув руку раскрытой ладонью вверх, как это делали скульптурные изображения товарища Лучо.
Гитлер прошел сквозь запретную дверь. Он оказался в просторном зале, убранном сафьяновыми подушками и узорчатыми индейскими коврами. Это была галерея, его, Гитлера галерея – картины и рисунки, сделанные и проданные много лет назад: цветы и собаки, пейзажи и интерьеры, эскизы к знаменитым работам – Да пошел ты на хуй! – Рваная плоть лесбиянок – Великий мастурбатор – Смерть Томашеуса Кататеки… Одну стену целиком занимала – вставленная в роскошную раму из фруктов и цветов – Mi Lucha – его жизнь, его борьба: свалка ковбойских шляп, гонимая мусорным ветром, мертвые лица и лопнувшие тескикулы истерзанных негров, черные тараканы на клавиатуре рояля – все это символизировало Апокалипсис Иоанна, но также и несло отпечаток личности того, кто сам стал символом тяжелого, тупого, всепожирающего кошмара и стоял, и смеялся теперь рядом с ним!
– Ну и что? – обернулся Гитлер.
– Trava guarda cigarra! – сказал товарищ Лучо, будто отдавая кому-то условное распоряжение, и вдруг заиграла тихая торжественная музыка…
Послышался шорох, шаги… Из противоположной двери одна за другой вышли несколько стройных женщин в длинных одеждах. Гитлер смотрел на них, широко раскрыв глаза. Все они были Мицей. Это были Мицы-подростки и Мицы-девушки, Мицы-женщины, также разных возрастов, Мицы-девочки, совсем крохотные, и даже одна Мица-старушка…
Именно она, как оказалось, была здесь главной. Гарем расступился, образовав широкий коридор, и старшая двинулась по нему, наступая маленькими ножками на цветы, которые бросали ей под ноги остальные… По мере ее приближения, Гитлер все яснее слышал запах, удивительный и неповторимый запах, который невозможно было спутать ни с чем другим.
