Однажды они были на вечеринке у друзей, в районе Александр-плац. Это было в первый год их совместной жизни, летом 1915-го, и с ним, несомненно, была подлинная Мица.
Квартира располагалась в верхнем этаже, лестница из прихожей вела прямо на чердак. Гитлер увлек Мицу на крышу, ему хотелось посмотреть на старый город – в сизых летних сумерках, в бледном золоте молодой луны… Мица набросилась на него, жадно всосалась ему в рот…
Гитлер не хотел ее. Сейчас он отдал бы все, чтобы вернуть эти минуты. Он отстранил ее, прекрасно зная, что вечером заведет часы, нырнет под одеяло, нащупает ее прохладное бедро… Он бы исполнил любые ее прихоти, бросил ее на черепицу этой красной крыши, скрипучей, нагретой за день… Мица опустилась на колени, стала расстегивать его брюки. Подвергаясь унизительной французской любви, Гитлер тихо сплюнул в сторону и стал делать то, для чего и вышел на крышу – он смотрел на старый город – в сизых летних сумерках, в бледном золоте молодой луны…
Стоп. А чьи это были именины, на Александр-плац? И главное – в каком году? То есть, если это было летом 16-го, то Мица…
Гитлер не мог уже вспомнить, кто из друзей жил тогда на Александр-плац… Следовательно, не мог с уверенность сказать, чье именно тело подразумевалось под кодовым словом – Мица.
После суицидальной попытки ее как будто подменили… Именно так он и думал – как будто… Она объясняла это стрессом, смеялась: я как бы заново родилась, и теперь мой родитель – ты…
Она перестала пшекать и вворачивать в немецкую речь польские словечки. Гитлер думал, что это естественный процесс ассимиляции.
У нее появились новые привычки, вкусы, например, она отказалась от мяса, начала курить дамские сигары, у нее развилось отвращение к абсенту, зато она с большим удовольствием выпивала на ночь рюмку шнапса… Она стала разговаривать с ним во время занятий любовью, несла какой-то непрерывный вздор, всякие неприличные слова, от которых ему становилось стыдно днем, а когда приходило время симулировать оргазм, обрывалась на полуслове, потому что надо было громко дышать и вываливать язык…
Но стоп, стоп опять! Почему он решил, что его новая Мица симулировала, как та, прежняя? Это ведь только первую Мицу он проверил: посмотрел в известный момент, расширились ли у нее зрачки…
Гитлер вдруг понял, что многое, что ложная Мица делала так же, или почти так же, как настоящая, на самом деле имело другой смысл, совершенно другие причины и мотивы.
