Киров | страница 66
Сибирский союз РСДРП после томской конференции перестал руководить рабочим движением. Партийные организации городов и районов обширной окраины страны, предоставленные сами себе, действовали вразнобой. Выступления железнодорожников в Чите, Иркутске, Красноярске, Омске, хотя и смелые, захлебнулись из-за неодновременности, вредной очередности, ползучести. Самостийные, внезапно обрывающиеся выступления не вылились во всеобщую стачку Сибирской и Забайкальской дорог. Призыв к ней повис в воздухе. Почуяв, что социал-демократию — «крайнюю партию», как ее называли, — треплет странная лихорадка, власти взбодрили притихшую было полицию. Полиция вновь свирепствовала. В Красноярске полицейские, напав дважды подряд на безоружных рабочих, многих ранили, а двоих убили.
Оттого Сергей Миронович настораживал тайгинцев: никакой поспешности, никаких оплошностей. Парень в косоворотке минута в минуту появлялся там, где заранее было условлено: то в депо, то в пакгаузе, то на летучем собрании в доме у надежного рабочего, то в лесу, среди боевиков, будто бы собирающих дикорастущий чеснок — черемшу. Найти Сергея Мироновича мог только Писарев.
Сергей Миронович приучился есть раз в день. Наведываясь мимоходом в свое тайное пристанище, заброшенный сарай, он от случая к случаю забывался в чуткой, зыбкой дреме и затем по три-четыре дня вовсе не смыкал глаз, пошучивая, что действует круглосуточно, как железная дорога. Бывая наездами в Томске, отсыпался у родителей Михаила Попова или у Кононовой. Перекусив, уступал усталости:
— Выпускай волю на волю, Сергей.
Перенапряжение сил привело к нелепому происшествию, которое вспомнилось Кирову спустя четверть века с лишним. Тогда, в последний год жизни, он страдал неподдающейся лечению бессонницей. Однажды родные заговорили о его мучительном ночном бодрствовании. Чтобы унять их беспокойство, Киров с подробностями, от которых не покатываться со смеху было нельзя, рассказал, как осенью 1905 года опростоволосился в гостях у Поповых.
После целой недели без сна он из Тайги приехал к ним субботним вечером. Они собирались в оперу. А в квартире было натоплено, мать Михаила Попова, как обычно под воскресенье, напекла вкусных пирогов, на столе белела накрахмаленная скатерть, усыпляюще пошумывал самовар. Сергей Миронович предпочел остаться дома, хотя и был театралом. Поужинав, хозяева ушли, а он лег спать. Вернулись Поповы из театра, позвонили. Гость не откликнулся. Опять потянули ручку звонка — только колокольчик заливается. Стучали кулаками, ногами. Изнутри — ни шороха. Не на шутку перепуганные, хозяева взломали наружную дверь. Взломали и ту, что вела в комнату гостя. Он и ухом не повел, а наутро, проснувшись, удивился: