Когда выуживать из него уже было нечего, Костриков и Попов спустили его с лестницы. Пересчитав крутые ступени, жандарм потерял охоту навещать Кононову.
Вскоре Сергея Мироновича неожиданно послали на станцию Тайга.
Это перемещение превратно истолковывали. После гибели Кирова не раз писали, будто он по собственной воле засел в Тайге, чтобы создать там какой-то противовес томскому меньшевистскому засилью.
Неверно это. Тайгинские железнодорожники, хотя ими и руководили большевики, никак не могли превратиться в силу, опасную для томских раскольников. Тамошних раскольников возглавляли опытные профессионалы. Они умело опирались и на примиренцев, и на незрелые слои рабочих-полупролетариев, и на многочисленную интеллигенцию, в большинстве своем вежливо порицавшую или сурово осуждавшую мерзости царизма, но отнюдь не склонную сражаться против него с оружием в руках.
Все было иначе.
Вокруг Кострикова группировались энергичные партийцы-ленинцы, Июльская стачка укрепила их позиции. Не зря на конференции, проведенной сразу после стачки, в комитет избрали Кострикова и Попова. О большевистском ядре партийной организации и его штаб-квартире узнали и за пределами Томска. Партийцы, наезжавшие в Томск из разных городов Сибири, нередко обращались за литературой, за советом и помощью туда, в штаб-квартиру у Кононовой, а не к комитетским заправилам. Идейная непоколебимость и все более заметное влияние Кострикова очень мешали меньшевикам, стремившимся безраздельно господствовать в Томском комитете РСДРП. Поэтому им хотелось удалить Кострикова, хотя бы на время избавиться от него. Подвернулся благовидный предлог: тайгинцы, готовясь к стачке, просили направить к ним агитаторов, в том числе Кострикова. Просьбу поспешили уважить, хотя в Тайге находился талантливый подпольщик Иннокентий Писарев. Вскоре услали из Томска и члена комитета Михаила Попова. Умысел очевиден — из троих большевиков-комитетчиков в городе остался один лишь доктор Броннер.
В Тайге насчитывалось около тысячи железнодорожников. Угнетаемые нуждой, непомерно растянутым рабочим днем, унижениями, штрафами, болезнями, скученностью в битком набитых казенных жилищах, тайгинцы собирались забастовать. Забастовку они хотели начать немедленно. Но Сергей Миронович вынужден был охладить их пыл.
— Рано.
Партийцы рвались из подполья, Сергей Миронович воспротивился:
— Рано.
Еще нужно было будить сознательность у движенцев, тяговиков, путейцев, у слесарей и токарей паровозного депо. Многими из них пока двигала только стихийная ненависть к начальству. Еще необузданно хозяйничали на станции полицейские и жандармы — «грачи» по-тамошнему. Еще неоткуда было ждать поддержки.
